Адольф

Я разсмотрлъ въ чертахъ Элеоноры впечатлніе гнва и грусти. Милая Элеонора, сказалъ ей тотчасъ, умряя себя, разв я не заслуживаю быть отличенъ отъ тысячи докучниковъ, васъ обступающихъ? Дружба не иметъ ли своихъ тайнъ? Не подозрительна ли и не робка ли она посреди шума и толпы?

Элеонора, оставаясь непреклонною, боялась повторенія неосторожностей, которыя пугали ее на себя и за меня. Мысль о разрыв уже не имла доступа къ ея сердцу: она согласилась видть иногда меня наедин.

Тогда поспшно измнились строгія правила, мн предписанныя. Она мн позволила живописать ей любовь мою; она постепенно свыклась съ этимъ языкомъ: скоро призналась, что она меня любитъ.

Нсколько часовъ лежалъ я у ногъ ея, называя себя благополучнйшимъ изъ смертныхъ, расточая ей тысячу увреній въ нжности, въ преданности и въ уваженіи вчномъ. Она разсказала мн, что выстрадала, испытывая удалиться отъ меня; сколько разъ надялась, что угадаю ея убжище вопреки ея стараніямъ; какъ малйшій шумъ, поражавшій слухъ ея, казался ей встью моего прізда; какое смятеніе, какую радость, какую робость ощутила она, увидвъ меня снова; съ какою недоврчивостью къ себ, чтобы склонность сердца своего примирить съ осторожностью, предалась она разсянности свта и стала искать толпы, которой прежде избгала. Я заставлялъ ее повторять малйшія подробности, и сія повсть нсколькихъ недль казалась намъ повстью цлой жизни. Любовь какимъ-то волшебствомъ добавляетъ недостатокъ продолжительныхъ воспоминаній. Всмъ другимъ привязанностямъ нужно минувшее. Любовь, по мгновенному очарованію, создаетъ минувшее, коимъ насъ окружаетъ. Она даетъ намъ, такъ сказать, тайное сознаніе, что мы многіе годы прожили съ существенъ еще недавно намъ чуждымъ. Любовь — одна точка свтозарная, но, кажется, поглощаетъ все время. За нсколько дней не было ея, скоро ея не будетъ; но пока есть она, разливаетъ свое сіяніе на эпоху прежде-бывшую и на слдующую за нею.

Сіе спокойствіе не было продолжительно. Элеонора тмъ боле остерегалась своего чувства, что она была преслдуема воспоминаніемъ о своихъ поступкахъ. А мое воображеніе, мои желанія, какая-то наука свтскаго самохвальства, котораго я самъ не замчалъ, возставали во мн противъ подобной любви. Всегда робкій, часто раздраженный, я жаловался, выходилъ изъ себя, обременялъ Элеонору укоризнами. Не одинъ разъ замышляла она разорвать союзъ, проливающій на жизнь ея одно безпокойствіе и смущеніи; не одинъ разъ смягчалъ я ее моими моленіями, отрицаніями, слезами.