Адольф

Я провелъ ночь въ безсонниц. Уже въ душ моей не было мста ни разсчетамъ, ни соображеніямъ; я признавалъ себя влюбленнымъ добросовстно, истинно. Я побуждаемъ былъ уже не желаніемъ успха; потребность видть ту, которую любилъ, наслаждаться присутствіемъ ея, владла мною исключительно. Пробило одиннадцать часовъ. Я поспшилъ къ Элеонор; она меня ожидала. Она хотла говорить: я просилъ ее меня выслушать; я слъ возл нея, ибо съ трудомъ могъ стоять на ногахъ; я продолжалъ слдующимъ образомъ, хотя впрочемъ и бывалъ вынуждаемъ прерывать свои рчи.

Не прихожу прекословить приговору, вами произнесенному; не прихожу отречься отъ признанія, которое могло васъ обидть: напрасно хотлъ бы я того. Любовь, вами отвергаемая, несокрушима. Самое напряженіе, которымъ одолваю себя, чтобы говорить съ вами нсколько спокойно, есть свидтельство силы чувства, для васъ оскорбительнаго. Но я не съ тмъ просилъ васъ меня выслушать, чтобы подтвердить вамъ выраженіе нжности моей; напротивъ прошу васъ забыть о ней, принимать меня по-прежнему, удалить воспоминаніи о минут изступленія, не наказывать меня за то, что вы знаете тайну, которую долженъ былъ заключить я во глубин души моей. Вамъ извстно мое положеніе, сей характеръ, который почитаютъ страннымъ и дикимъ, сіе сердце, чуждое всхъ побужденій свта, одинокое посреди людей и однако же страдающее отъ одиночества, на которое оно осуждено. Ваша дружба меня поддерживала. Безъ этой дружбы я жить не могу. Я привыкъ васъ видть, вы дали возникнуть и созрть сей сладостной привычк. Чмъ заслужилъ я лишеніе сей единственной отрады бытія, столь горестнаго и столь мрачнаго? Я ужасно несчастливъ: я уже не имю достаточной бодрости для перенесенія столь продолжительнаго несчастія; я ничего не надюсь, ничего не прошу, хочу только васъ видть; но мн необходимо васъ видть, если я долженъ жить.

Элеонора хранила молчаніе. Чего страшитесь? продолжалъ я. Чего требую? Того, въ чемъ вы не отказываете всмъ равнодушнымъ и постороннимъ. Свтъ ли устрашаетъ васъ? Свтъ, погруженный въ свои торжественныя ребячества, не будетъ читать въ сердц, подобномъ моему. Какъ не быть мн осторожнымъ? Не о жизни ли моей идетъ дло? Элеонора, склонитесь на мое моленіе, и для васъ оно будетъ не безъ сладости. Вы найдете нкоторую прелесть быть любимою такимъ образомъ, видть меня при себ занятымъ одною вами, живущимъ для васъ одной, вамъ обязаннымъ за вс ощущенія блаженства, на которыя я еще способенъ, отторгнутымъ присутствіемъ вашимъ отъ страданія и отчаянія.

Я долго продолжалъ такимъ образомъ, опровергая вс возраженія, пересчитывая тысячью средствъ вс сужденія, ходатайствующія въ мою пользу. Я былъ такъ покоренъ, такъ безропотно преданъ, я такъ малаго требовалъ, я былъ бы такъ несчастливъ отказомъ!

Элеонора была растрогана. Она предписала мн нсколько условій. Согласилась видть меня, только, рдко, посреди многолюднаго общества и подъ обязательствомъ никогда не говорить ей о любви. Я общалъ все, чего она хотла. Мы оба были довольны: я тмъ, что вновь пріобрлъ благо, почти утраченное; она тмъ, что видла себя равно великодушною, нжною и осторожною.

Съ другаго же дня воспользовался я полученнымъ позволеніемъ. Вс слдующіе дни длалъ тоже. Элеонора уже не помышляла о необходимости, чтобъ не часто повторялись посщенія мои: вскор ей казалось совершенно естественнымъ видть меня ежедневно. Десять лтъ врности внушили Графу П… довренность неограниченную. Онъ давалъ Элеонор полную свободу. Боровшись съ мнніемъ, хотвшимъ исключить любовницу его изъ общества, къ которому самъ былъ призванъ, онъ радовался, видя, что кругъ знакомства Элеоноры размножается: домъ его, наполненный гостями, свидтельствовалъ ему о побд надъ мнніемъ.

При вход моемъ я замтилъ во взорахъ Элеоноры выраженіе удовольствія. Когда разговоръ былъ по ней, глаза ея невольно обращались на меня. При разсказ занимательномъ, она призывала меня слушать; но она никогда не бывала одна. Цлые вечера проходили такъ, что мн едва удавалось сказать ей съ глазу на глазъ нсколько словъ незначительныхъ или перерываемыхъ. Вскор такое принужденіе начало меня раздражать. Я сталъ мраченъ, молчаливъ, неровенъ въ обхожденіи, язвителенъ въ моихъ рчахъ. Едва могъ я воздерживать себя, когда видлъ, что другіе говорятъ наедин съ Элеонорой. Я круто прерывалъ сіи разговоры. Мн дла не было, оскорбятся ли тмъ или нтъ, и я не всегда былъ удерживаемъ опасеніемъ повредить Элеонор. Она жаловалась мн на эту перемну. Чтожъ длать? отвчалъ я ей съ нетерпніемъ. Вы безъ сомннія думаете, что многое для меня сдлали: я вынужденъ сказать вамъ, что вы ошибаетесь. Я вовсе не постигаю новаго образа жизни вашей. Прежде вы жили уединенно; вы убгали общества утомительнаго; вы устранялись отъ этихъ вчныхъ разговоровъ, продолжающихся именно потому, что ихъ никогда начинать бы не надлежало. Нын ваши двери настежъ для всего міра. Подумаешь, что, умоляя васъ принимать меня, я не одному себ, но и цлой вселенной выпросилъ ту же милость. Признаюсь, видя васъ нкогда столь осторожною, не думалъ я увидть васъ столь втренною.