Обрадовался кузнец, мать увидев, замахал ей рукой, а она ему предупреждение посылает: осторожнее, враг опасен. Кивнул Никола, успел подхватить, что под руку попало – блин сковородный, завернутый в трубочку, с длинной рукоятью, замахнулся – и жахнул приближающемуся червяку по зубастой морде. Основательный оказался удар – зубы брызнули в стороны, отвернул «паровоз» свои прожектора, притормозил даже… Но сразу такую махину не остановить. Пришлось Николе отпрыгивать назад да новый удар готовить.
Пожалуй, самый зловредный оказался противник у чудища. Никто ещё не лишал его клыков, Леший всё по макушке метил, где щетину вообще прошибить трудно, а этот – поди ж ты! – сразу полсотни вышиб. Правда, осталось ещё столько же… Со второго удара на десяток меньше сделалось: отвернул червь пасть вовремя, только краешком сковороды приладило. А потом плюнул какой-то пакостью с хвоста.
Почувствовал кузнец, что облепило его всего смолой тягучей, и запах ужасный вокруг распространяется. Как муха в паутине завозился, из жижи выбраться не может. Гусеница между тем на него двинулась, рот уже раскрыла, чтобы перемолоть да выплюнуть…
Не успела. Оксана волосы взъерошила, снова искры по ним пошли. А тут и с рук огонь с молнией пополам совался – прямо чудовищу в горловину. Неведомо, сколько зубов вывалилось на этот раз, да было проглочено вместе с рефлекторным глотанием, только рычание сразу перешло в рёв.
Мало кто мог обидеть червя вот так, безнаказанно… Поднялся он, голову задрал, будто на волне, а задняя часть, словно состав без тормозов, наезжает всё ближе.
И вдруг щуплая фигурка с деревянными обломками в руках перед тварью появилась. Нависла над ней тварь, вот-вот рухнет и раздавит, как букашку… Только обломки те вдруг сложились крестом – и окатило червя холодом могильным, почувствовал он, как смерть его плечи расправляет да ухмыляется злорадно. Непобедимый, неодолимый, вечный… А на поверку, простые деревянные колья убить могут, только сложи их соответственно да сотвори молитву.
И вместо того, чтобы упасть на смельчака, отвернуло чудовище голову и устремилось прочь, на свободное пространство. Убраться подобру-поздорову! Только совсем не в ту сторону, где разлом в половых плитах имелся. Попыталось оно скрыться с поля боя, но окончательно сбегать не собиралось, потому как ещё не нагуляло жирок для сотни лет ожидания в подземельях. Что называется, проиграло битву, но не войну.
Пока освобождался кузнец из плена, отбрасывая клейкую массу кусками, мать его подоспела. Обняла, потом с Оксаной расцеловалась и с Савелием тоже.
– Дорогие вы мои! – проговорила, а у самой слеза наворачивается. – Как же мы давно не виделись!
Леший на правах родственника тоже потряс руку Николе и с удовольствием почувствовал, как крепко его пожатие.
– Силушку-то с толком использовал, я гляжу. – Пробасил и кивнул на свои рваные одежды: – По молодости ею легче управлять. У меня так ловко уже не получается.
– Благодарствую, – поклонился Никола: догадался, наконец, откуда сила появилась. – Без неё не видать бы мне Оксаны.
– Жена у тебя, право слово, боевая! – усмехнулся старик. – Видел я её в деле. Врагу не поздоровится.
Вспомнили они о черве разом и посмотрели в ту сторону, куда тот уполз. А его и след простыл. И виднелся в той стороне вход в отводной коридор.
– Отпустить его, разве? – спросил в размышлении поп. – Ведь если рассудить, не наша это война. Хотя строит бесовское отродье на этот счёт свои планы.
– Детей бы найти, – кивнул Никола, соглашаясь, и этот момент донёсся до них детский крик.
– Настя! – встрепенулась Оксана и принялась вертеть головой.
– Не иначе, она! – подтвердил кузнец.
– И сдаётся мне, из того коридорчика кричали, где мохнатый дьявол скрылся! – пробормотал Савелий, утирая подолом рясы выступивший на лбу пот.
Переглянулись взрослые – и поспешили за червяком. Знать, судьба их такая – лицом к лицу с ещё одной нечистью встретиться да силами помериться. Благо, стало их теперь больше, почти целое воинство.
Однако не получилось лицом к лицу: проход узкий оказался, и перед их глазами только толстый хвост чудовища да задница маячат. Из стороны в сторону качаются, иглами проход скребут, в самых узких местах полуживых чертей, нанизанных и парализованных, теряют. Падают те, а подняться не могут. Сколько ещё яд действовать будет, неведомо.
Спереди – и точно! – детские голоса слышатся. Узнал кузнец и Алешкин, крикнул:
– Сынок, держись! Мы идём следом!
Затихли там – верно, только сопят натужено. Тяжело малышам от такой громады ноги уносить. Смышлёность здесь не поможет. По всему выходило, в боковой проход, куда не протиснуться было бы гусенице, заскочить не догадываются.
Взревел кузнец, как раненый зверь, и бросился на брызгающий зеленью хвост…
27