Перебравшись в Лондон, она устроилась журналистом, потом переквалифицировалась во фрилансера, готового быть и швецом, и жнецом, и на дуде игрецом, и успела за это время обрести настоящих читателей. Временами городская жизнь казалась ей давящей, но Мэри полюбила эту суету, это ощущение стаи людей, плывущей к общей цели. Да и поймать кого-нибудь на крючок в Лондоне проще, хотя Мэри предпочитала отношения, а не интрижки на одну ночь. Не так давно она рассталась с выпускником Голдсмитса с золотым кольцом в левом ухе и лощеным папашей-банкиром, который, читая «Скотный двор»[40]
, болел за свиней.Когда Айзек впервые услышал смех Мэри, у него буквально земля ушла из-под ног. Естественно, всю встречу он как мог старался произвести на нее впечатление – в том числе быстрыми набросками квокк, ехидн и голых землекопов. Мэри подготовилась по всем фронтам: последние два года она подрабатывала – на добровольных началах – на городской ферме в Воксхолле[41]
. Она знакомила детей с животными и радовалась возможности окунуться в свое сельское прошлое. А еще она приставала к работникам Лондонского зоопарка, засыпая их бесконечными вопросами.– Я не умею рисовать обезьян.
–
Айзек согласился стать иллюстратором книги «Это не собака». Когда условия контракта были оговорены и скреплены рукопожатиями, агенты и издатели ушли, оставив их наедине в тесной переговорной на четвертом этаже офиса в самом сердце Сохо[42]
. Они сидели вдвоем и увлеченно обсуждали гиббонов, одному из которых посчастливилось стать главным героем книги – именно этого зверька отец принес мальчику первым. Ребенок сдружился с гиббоном – он-то и сопровождал его в путешествии по неизведанным уголкам животного царства.КАКАЯ ШУБКА ЗОЛОТАЯ,
КАКИЕ ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА —
ЖИВУТ ГИББОНЫ НА ДЕРЕВЬЯХ,
ГЛЯДЯТ НОЧАМИ В НЕБЕСА.
Айзек достал акварель и линеры и под руководством Мэри принялся набрасывать гиббона, который в конечном счете оказался на обложке книги. Приматов он, как выяснилось, рисовать умел. Когда солнце сползло за горизонт Сохо, они взяли сумки, накинули куртки и на лифте спустились в вестибюль. На улице Мэри собралась было попрощаться, но в последний момент передумала, повернулась к Айзеку и выдвинула предложение:
–
«Еще бы! Очень хочу!» – подумал он.
– Почему бы и нет, звучит интересно, – сказал он вслух.
Презентация и правда оказалась скромной. Айзек всегда был душой компании, всегда чувствовал себя комфортно на шумных сборищах, но тем вечером его внимание было приковано к одной только Мэри. Он украдкой следил за ней, пока она болтала со знакомыми писателями, с преданным юным поклонником ее творчества, с его чудаковатым родителем. Он продолжал поглядывать на нее, влипнув в беседу с лопоухим художником, который рисовал комикс про путешествия во времени. Он не упустил ее из виду, даже когда ему пришлось отбиваться от напористого лохматого немолодого автора толстенной книги про говорящих лисиц. А уж оставшись у столика с напитками в компании пластикового стаканчика с теплым просекко, он и вовсе не сводил с нее глаз. Наконец их взгляды встретились. Мэри улыбнулась и подошла к Айзеку:
–
– Думал, ты никогда не предложишь.
А потом? Потом они оказались в одном из старомодных винных баров Ковент-Гардена[44]
. В притулившемся чуть дальше по улице «Уэзерспунс»[45] выпивка стоила раза в три дешевле, зато Айзек смог козырнуть своей галантностью, угостив даму в дорогом заведении. Они устроились за тускло освещенным столиком в задней части помещения и принялись заполнять пробелы.–
– Не хотел взрослеть и искать настоящую работу.
–
– Моя мама с тобой бы не согласилась.
–
– А ты почему взялась за детские книги?
–
– Прости. Итак, почему же ты взялась за книги, которые нравятся детям?