Академия "кошмар" (СИ)

«Прилетит завтра, сокурсники»… Додумывал Чичи-жи уже с потолка, в вихре бьющихся распахнутых крыльев. Левое запястье Виви-а не утяжелял свидетельствующий о наличии мужей брачный браслет. Свободная ука, ничья. О-о-о…

Куку-жа тоскливо стрекотал с пола.

— А ведь я тебе не нравлюсь, — красавец скрестил усики. — Совсем-совсем. Ладно, — он махом выпил свою рюмочку убыл-хахма, потом, без паузы — рюмочку Чичи-жи, захрустел вишневым с зелеными прожилками листиком салата-хрус и с глухим стуком хлопнул надкрылья. — Ничего в мире не стоит красота, — выдал с трагической интонацией, — если ты — не того пола.

Чичи-жи непонимающе мигнул, и Куку-жа примирительно подвигал жвалами. — Слазь ко мне, бубошка, — попросил с мольбой. — Ночь коротать лучше вдвоем, в общем гнезде, пьяными и сытыми — веселее и приятней, чем по одиночке, трезвыми и голодными.

Ики-та.

Спускался в объятия черного Чичи-жи по стенке солидным бочком. И чего распрыгался, идиот, аки девственник? Расстроил Куку-жа чуть ли не до слез, тот такую поляну накрыл роскошную, убыл-хахм добыл…

— Прости, — юноша примирительно обвил торс сорасника верхней и средней парами лап, и Куку-жа в ответ нежно пощекотал его под жвалами усиками. — Ты… замечательный. Возращаемся за стол?

Виви-а прилетает только завтра, и не факт, что ей, такой милашке, понравится субтильный, коричневый Чичи-жи. Жить нужно сегодня, а Куку-жа — прекрасен и щедр, хоть и гэр. Наверняка и любовник хороший.

— По-моему, тебе хватит, — Куку-жа мягко, но решительно отобрал у клонящегося на стуле, глупо скрипящего Чичи-жи очередную, то ли седьмую, то ли девятую по счету рюмочку и, ухватив совершенно закосевшего юношу под мышку, потянул из-за стола.

Наевшийся от пуза Чичи-жи упирался, дергая лапами. Вспыхивающие перед глазами, инициированные содержавшимся в убыл-хахм наркотиком яркие картинки интересовали юношу куда больше, чем тисканья в гнезде.

— Пой со… мной! — он топорщил крылья. — Гимн Вели…кой Пра…ма… матери! Ну пожал…ста, Ку, хором! В честь… Поста! Почтим!

Куку-жа, не намного трезвее сорасника, петь гимн отказывался, крепко обнимал Чичи-жи верхними лапами вокруг груди, а средними наглаживал юноше чувствительное, подрагивающее от пока слабого, но постепенно нарастающего желания брюхо. Усики таратакцев сплетались и расплетались.

— За…чем тебе… гимн, бубошка? — завлекательно шелестел черный красавец. — Когда у те…бя есть я? Я лучше, чем гимн… Так хорошо? А так?

Прикосновения Куку-жа доставляли Чичи-жи удовольствие, определенно, но неспетый гимн жег изнутри. Или это был вовсе не гимн, а пробудившаяся похоть?

— Хорошо… — юноша довольно жмурил веки, невольно подаваясь навстречу ласкам и плотнее переплетаясь с Куку-жа усиками. — Да…

Он вдруг оказался лежащим на спине, как, не понял, и обхватил черного уже всеми шестью лапами, затерся о него снизу. Половая щель пюзж юноши медленно раскрывалась, сочась слизью, в ее просвете проклюнулась набухающая первой вязкой каплей природной смазки бордовая, как у всех кислорододышащих, головка члена.

Но гимн…

— Праматерь сущего, Великая Аа-а, — заунывно завел Чичи-жи, игнорируя со смыслом кружащие вокруг его клоаки, размазывающие смазку шустрые пальцы Куку-жа, — тяже… — и подавился на середине фразы, блаженно закатив глаза под веки — решивший, что дырочка партнера увлажнена достаточно, Куку-жа приступил к действиям. Один из пальцев черного красавца скользнул в клоаку Чичи-жи, преодолевая сопротивление пока сжатого колечка сфинктера, почему-то не царапая не защищенную хитином пульсирующую плоть когтем. Глубже, глубже по вращательной, осторожно расслабляя мышцы изнутри…

Ики-та… Приятно…

Чичи-жи музыкально стрекотнул, приветствуя вторжение, часто-часто задышав, аккуратно, чтобы, не попусти Праматерь, не повредить, прихватил усики любовника жвалами у корней и поплыл в наслаждение.

Кайфовал он недолго: палец Куку-жа, или уже три пальца? — неожиданно покинули клоаку, а сам Куку-жа отстранился с лукавым стрекотом и высвободил усики.

— Почему?.. — с трудом собравший одурманенные, норовящие снова потонуть в галлюцинациях мозги в некое подобие кучи Чичи-жи, пластаясь на спине, мелко подергивал сокращающимся мелкими сладостными спазмами брюхом. Пюзж юноши давно раскрылся полностью, явленный из него крупный, не по росту таратака член во всей его возбуженной красе, гордо вздыбившись к потолку идеально прямой свечкой, тек липкими нитками эакулянта. — Мне нравится, продолжай…

Куку-жа многообещающе прошелестел «я и по-другому умею», и усики красавца заскользили, щекотясь, куда-то вниз вместе с его головой. Завораживающие ощущения — по брюху к пюзжу перебором… Ики-та…

— Еще! — всхлипнул Чичи-жи, распахивая крылья с надкрыльями по полу. — Еще, еще, еще…

Усики черного невесомо прошлись по мокрым краям щели пюзжа, будто пробовали на вкус, и из горла признавшего поражение юноши вырвался восторженный вскрик.

Еще…