Читаем Аккрециозия полностью

— Если бы было можно, — сказал он, усаживаясь в кресле. — Запретил бы ему давно доступ в любое учебное заведение. — его глаза сверкнули, как бы подчеркнув тот факт, что все сказанное останется, между нами, хочу я того или нет. — Но так нельзя. Возможно, отсев, подобный тому, что устраивает Фадин, также необходим… Не мне решать.

На это он заложил ногу на ногу, печенье макнул в чай и съел. И вновь продолжил.

— Идеи, идеи, идеи. Это очень опасный субстрат. Очень опасный. Который ведет к гибели всяких неразумных, вроде вас. Это очень опасный путь. Не готов — не иди. Идешь — принимай последствия.

Я слушал молча, так и не притронувшись к кружке. Дивясь перемене. Будто передо мной стоя человек в шрамах. Он говорил, а взгляд его блуждал среди фантомов, оживших картин давно минувших дней. Или попросту он растворился в наваждении, преследуемый своими ожившими заблуждениями. Но что-то подсказывало мне, что это не так. Что разум его был ясен, собран и свеж. Даже блуждая среди теней.

И пытливым взором своим, он с легкостью мог найти дорогу обратно.

— Ну хорошо. — говорю я наконец. — Оставим профессора Фадина в стороне. Ычк твуми сфодео дкло дклвкс.

На этих словах Олег сверил меня насмешливым взглядом. Правда всего лишь на короткий миг.

— Так в чем же проявляется эта сила, благодаря которой мы тут собрались. — говорит он. — Если как я понял, она был изначально, и вела всех нас, с нею связанных.

За реечной ширмой кто-то ворочается в его кровати. Под одеялом. Оно легко поднимается и опускается. Не помню, когда я заходил, был ли там кто-то? Или опять мысли начинают жить своей жизнью? Олег заметил мое замешательство и обернулся. Затем вновь посмотрел на меня. Спичка затрясся, зазвенели кружки, и тут же стих.

— Сложно сказать, — говорю я. — Скорее мне удается зафиксировать события, качество этих событий, без относительно времени и причинности. События, что безусловно сходны между собой и безусловно необходимы. И судя по всему, порождены одним и тем же. Быть может, если вы найдете у себя такие же, то нам удастся продвинуться в этом деле дальше.

Жикривецкий удивился.

— События, необходимые и порождены одой и той же силой. — как-то пространно протянул он и резко встал.

Орлом начал кружить по комнате. Остановился, зашел за ширму. Взял что-то из тумбочки у кровати. Все это время я пытался рассмотреть, кто лежит в постели. Всматривался до тех пор, пока не расслышал девичий смешок.

«Понятно.» — подумал я и бросил это дело.

— Она ведь ко мне заходила. — сказал Олег громко, быстрыми шагами приближаясь ко мне. Вмиг нас стал разделять только столик.

От этих слов меня бросило в холод, и я вновь, машинально, начал щупать вмятину на лбу. Он навис надо мной громадой горы. Отбрасывая на меня сердитую тень. Затем бросил на столик резинку. То, что взял из тумбочки.

— Твоих рук дело?! — грозно спросил он.

В нем все быстро переменилось. Нерушимая гора, мраморная статуя до того, теперь клокотала черным гневом внутри. Или это был еще один образ, который он мог вот так просто показать мне.

— Мифиида? — спросил я.

— Что? — переспросил он.

Пальцем ткнул на резинку на столе.

Обычная, черная женская резинка. В ней были несколько спутанных светлых волос. До меня медленно начало доходить, что это волосы Лили.

— Откуда она у вас? — говоря я, срастаясь с диваном еще больше, под тяжестью нависшей надо мной фигуры.

— Не прикидывайся, Артём!

Тут я совсем перестал что-либо понимать. Пока я соображал, он вернулся к тумбочке, вынул оттуда еще ворох вещех и вернувшись начал по одной кидать их на стол. Смятый платок, трусики, которые я узнал. Заколка, браслет и кольцо. В это посыпалось на столик.

— Она приходила ко мне перед полетом. — говорит он распаляясь. — Несколько раз. Ты знаешь это.

Я этого не знал.

— Крутилась рядом. Даже перед самым отлетом. Здесь в этой каюте. Ты не мог этого не видеть. Твоя каюта рядом.

Но я этого не видел.

— Мог прямо спросить…Зачем все эти истории про силу, которая все определяет? Зачем эти фокусы? Зачем подкидывать мне её вещи? Думаешь я это сделал? Думаешь из-за меня это все произошло?

— Зачем она приходила? — сказал я чуть слышно. И сам удивился с хилого своего голоса, под грозою его тени.

Стало так стыдно.

«Плевать.» — мелькнула следующая мысль. — «Плевать»

— Зачем она приходила? — твердо сказал я вперившись в него взглядом. — Чего она хотела?

Повисла странная пауза. Где каждый из нас наткнулся на результат, которого не ожидал и не предвидел. Мы молча смотрели друг на друга с какой-то уверенной твердостью. И никто не уйдет отсюда, пока не выяснит для себя правду.

— Тебя это не касается.

— Это не вы мне будете говорить. — киваю я на вещи на столе. — Откуда у вас её вещи?

— Ты взял их из её каюты. Затем начал подкидывать мне. Будто это фантомы или разыгравшийся психоз. А теперь пришел со своей теорией, которая как бы все должна рассказать.

— Я даже близко не подойду к её каюте. — говорю я — Ни за что и никогда. Одна мысль об этом вселяет в меня ужас. Это раз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза