Аккрециозия

С каждым словом голос мой становился тверже, тон нахальнее. В наплевательстве всё-таки скрыто начало свободы. В наплевательстве близком к отчаянию, конечно. На себя и свою шкуру.

— Каюта опечатана — это два.

— У тебя могли остаться её вещи.

— И это факт. — говорю я. — Мы с ней встречались. А откуда у вас её трусы — вот это вопрос!

Тень Жикривецкого стала меньше. Жиже, мягче. Почти прозрачной и легкой дымкой. Клокочущие в нем чувства резко остолбенели и также бесследно исчезли как до того появились. Даже румянец на щеках пропал. Он вновь стал похож на статую, мучимую какой-то тяжелой думой.

Он молча сел обратно в кресло. Отпил чаю и посмотрел сначала на меня, потом в сторону.

— Кто-то подбрасывает мне её вещи. Думая, наверное, что я виновен в том, что произошло. В чем план — не знаю. Дискредитировать меня или чтобы я сошел с ума на почве вины и сознался…

— И как давно это началось?

Олег задумался.

— Недавно. После того, как мы установили, что умерла она, вероятно, от передозировки фацелией.

— Так, о чем вы с ней говорили?

Посмотрев на меня, он не проронил ни слова. Её вещи на столике будто фонили угрозой. Я показал на них.

— Вы сами меня в это втянули. Теперь меня это тоже касается.

Жикривецкий был невозмутим. Мне казалось, что он вновь играет в свою игру. Даже этот маленький спектакль был мизансценой с одним, только ему понятным смыслом. Что если он и правду виновен?

— Она хотела перевестись. Это если вкратце.

— А если не вкратце?

Я обнаглел настолько, что развалился на диване, вальяжно попивая чай и не сводил с него глаз.

— Не поверю, что Лиля была готова бросить институт. — говорю я. — Что-что, а без этого места она себя не мыслила — это точно. За это я ручаюсь.

— Она и раньше захаживала. Просила о переводе.

Его уверенность меня кольнула. Видимо, действительно, я не знал ее так хорошо, как думал. Олег выдохнул грузно и расслабился в кресле. Видимо, понял, что в деле появления вещей я ни при чем.

— Все выспрашивала, как я уже понял из её частых визитов ко мне о протекции, чтобы устроиться в Объединенную Торговую Корпорацию.

Я мотнул головой и сделал это слишком заметно. Услышанное было диким и неправдоподобным. Чтобы Лиля решила уйти, бросить институт. Персеполис. Это была какая-то проверка. Какая-то игра, задуманная Олегом. Даже его расслабленность всего лишь притворство. Так било его жало. Таким он был, в сущности.

И сцена, разыгранная им, только сейчас начала подходить к кульминации. Вот что происходило.

Так я думал на тот момент. Ожидая нового удара и прячась за кружкой с чаем.

— Да-да. — подхватил он, поймав мой жест. — Сначала ходила вокруг да около. Потом спросила прямо.

Тут он задумался, взгляд его смотрел сквозь меня. В воспоминания. Которые быть может прямо, сейчас развертывались на том месте, где я сидел.

— Это прозвучит странно, но я не хочу, чтобы между нами было недопонимание. К тому же я вижу, что ты все это. — он бросил презрительный взгляд на стол. — Видишь впервые. Хотя некоторые вещи ты узнал сразу. Это видно.

— Конечно узнал. — говорю я. — Мы были с ней близки.

На это он устало махнул рукой.

— Ты понял, о чем я говорю, Тём. Я, наверное, последний кто видел ее живой…

Руки заложив в замок и вновь погружаясь в воспоминания он продолжил. Взгляд его блуждал по комнате, остановился у барной стойки на кухне, вернулся к креслам задержался там, и вновь вернулся к дивану, рядом со мной. Тут и замер.

— Прямо перед отлетом, она пришла, чтобы в деталях обсудить переход в… — он замялся. — В другую сферу.

От этого мне стало не по себе. Я старался не смотреть в его глаза. Радовался тому, что не видел чужих фантомов. Чужих воспоминаний.

На периферии моего зрения я не то, чтобы видел, но чувствовал то, как на диване рядом со мной возник неясный силуэт. Он сплетался постепенно из струящегося мягкого света. Легким дуновением весны ко мне пришел воздушный поцелуй. Шелест перьев, чуть различимый звон серебра. Я слышал, как шелковое платье скользит легонько по коже дивана. Как она дышит. Завет меня обернуться. Зовет без слов. Зовет меня своим присутствием посмотреть на неё. Раскрыть её существование для него.

Тяжелая, настырная мысль.

Она улыбалась озорно, отчего я просто потупил взгляд.

Жикривецкий тем не менее продолжал вкрадчиво рассказывать о разговоре с Лилей. Я готов был провалится, я даже думать не хотел о том, что видел он на этом диване, на этом месте. Почему его глаза, всегда стеклянные и непроницаемые, стали вдруг мечтательными, взгляд влажным и приторным. Почему его стеклянные фонари, стали вдруг светиться истомой, негой призрачного света. Жадно поглощая и смакуя каждый образ.

«Сука.» — подумал я, рассматривая нахальную чаинку на дне кружки. — «Вот сука.»

— Мы просидели довольно долго. — сказал он. — Мне тоже было интересно узнать, откуда такой интерес к торговле. Почему она хочет бросить довольно успешную карьеру в институте… Но я ничего не узнал. Одни отговорки, как мне показалось. Никакой истинной причины она мне не открыла. По возвращению на Персеполис, если она не передумает, я обещал дать ей рекомендацию…