Читаем Аккрециозия полностью

— Человек растворенный в природе, в природе как сфере. Сфере любого толка. Становится её неотъемлемой частью, потому что не мыслит себя иначе. Пусть даже и природа тут существует как АК-контур. Тогда Пан, разлитый во множестве ей превращений, той самой незримой силой, выступает тут полноправным властителем. Формируется странный, дохристианский тип… — он замялся. — Сознания? Нет. Мышления? Не знаю.

Он говорил, а вокруг него плясали тени. Переливались бликовали, мерцали, будто живые.

— Будто человек погруженный в сферу, природу. Сам наделяет этого Пана существованием. Так как человек живет посредством этой сферы. Через неё закрывает все свои потребности и без неё себя не мыслит. Будто все что происходит в сфере, в данном случае в сфере как природе, есть уже завершенное. Понимаешь? — Олег мотнул головой, разбавил мысль коньяком, попутно произнеся тост. — Сам не понимаю. Но в этом мироощущении, человек такая же неотъемлемая часть природы, сферы которой он отдан, а значит и часть Пана. Дух всенаполняющий пронизывает все вокруг. У него будто бы нет идеи вечной души, отделенной от мира и от природы. Вверенной только Богу. Вечной души нет, а значит нет начала индивидуальности, и нет начала гуманизма. Понимаешь?

Я не понимал. Завороженный пляской фантомов. Мысль его становилась моей, но не была для меня понятной оттого отдавалась лишь хороводом образом населяющих каюту. Олег, сделав круг, подошел к столу. Затем сел, внимательно рассматривая его черную гладь. И будто бы найдя тропу для мысли, продолжил.

— Только идея о трансценденции человека дает иную точку опоры. А значит иное поле деятельности. Иной горизонт. Не важно, если ли это только продукт мышления или есть бессмертная душа действительно. Но сам факт наличия такой идеи в нашем взаимодействии уже работает. Мы все равны перед вечностью, перед Пределом. И должны следовать этому вызову, каждый сам по себе. Но вместе с тем, в этом движении стремиться выразиться через нас общечеловеческое. Потому предел един для всех.

Спичка одобрительно загудел, замигали лампы в помещении.

— Но в цепи аграрных миров. Этой конструкции нет. Ими движет иная сила, естественная сила, непосредственная сила, которую оживляют сами люди, отдавая себя природе. Той сфере, в которой они живут. Если у тебя нет души, и у меня ее нет, а дух разлит между нами одинаково, и мы части этого многообразия жизни в сфере-природе, не имеющие возможности быть чем-то большим, то и законы природы для нас предельны. Только они и больше ничего. Отсюда, такое отношение к чужой жизни. Да и к своей кстати тоже.

Жикривецкий перевел дух. Огляделся в каюте. В руках у него тлела сигарета.

— Вот о чем я думаю, вспоминая изувеченные тела, которые мы находили. Это, по мнению черных, это их земля, их сфера. И они как не большие, но и не меньшее. Может быть, только старшие в этой сфере, среди всего живого многообразия. Решают кому жить, а кому нет. Природа в целом жестока. И это в ней норма.

Олег грузно опустился в кресло. Я старался не шелохнуться, чтобы не спугнуть его мысль.

— Но тут заявляется Империя и говорит о том, что нет у вас права так поступать с людьми на ваших территориях. Они все принадлежат Пределу и Богу. Вы не вправе решать. — он хлопнул в ладоши. — И вот, откуда такая ненависть. Поставь себя на их место Артём. На место черных. Они уже все решили. По праву сильного. Это их сфера, что хочу то и делаю, потому что всё что я делаю, также сообразно природе, как и я сам. Хочу — буду равнять города с землей. Хочу — разбомблю целую планету.

— Вот эта сила Артем, мне понятна. — сказал он, стряхивая пепел. — Неосознанная сила, владеющая умами целых миров. Непосредственная, эстетическая сила. Которая жива по своим делам. Потому что я сам её видел. Там, в катакомбах.

— Поэтому вы оказались на Персеполисе? В институте. Чтобы понять, чтобы найти способ эту силу обуздать? Влиять на неё как-то — на шару закинул я ему в ответ.

Олег вмиг замолчал. Остановив на мне тяжелый взгляд.

— А для чего мы летим на Митридат, как ты думаешь?

— Чтобы изучить людей-заводи, дать оценку.

— В сущности, на них плевать. — сказал он как отрезал. — Мы должны убедиться, что там не затевается очередной геноцид. Если Омуты, люди предела — пусть станут частью Империи, наравне со всеми. Если они нечто другое. И на это неспособны — пусть живут там в изоляции на своей территории. Но вот данная сила, которая может обуять жителей Митридата, беспокоит меня куда больше. Может ли она выплеснуться в новую резню?

— Вы, — осторожно начал я, не веря себе. — Всё это время состоите в Ордене? В ИСБ?

Олег ничего не ответил, но по его глазам я всё и так понял. Небольшая вольность, которую он смог себе позволить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза