— Для себя я смирился. — наконец сказал Олег, — И свой выбор сделал. Судьба вновь несет меня туда. Чтобы вновь встретиться с этим феноменом. Но, как ни странно, не в иных людях, а в таких же как мы. Что же касается твоего исследования, то я не думаю, что есть некая сила, связанная с качествами каждого из нас. Это слишком частный случай. Если бы сила и существовала, то она была бы выражением всечеловеческого в людях. — он затянулся, и пока говорил следил за тем, как струится безмятежно дым, растворяясь в воздухе. — Если это связало нас, то оно должно было связать и остальных. Хотя, — он пожал плечами. — Может это вариант, какой-то более тонкой настройки.
Мы помолчали, каждый думая о своем. Мифиида потрепав меня по макушке, растворился за моей спиной. Олег посмотрел на меня.
— Скорее это судьба, то, о чем ты говоришь. Выбор и ответственность за свой выбор. Вот что может тебя вести. Так, что в итоге решение всегда за тобой. Как поступить, и что сделать. Перед чем бы она тебя не поставила. Понимаешь?
Я согласился и опрокинул еще одну рюмку в себя.
— То, что произошло с Лилей — это трагедия. Я тебе сочувствую. Но это всего лишь случайность. Не нужно подпитывать свои чувства подобными идеями. Ни к чему хорошему они не приведут…
— Ценю, — сказал я в ответ. — Правда ценю вашу заботу. Но мне кажется вы просто смирились с данностью и работаете с тем, что есть. За такую позицию — уважение. Но при этом вы отрицаете возможность проникнуть в суть вещей. Получить хоть какой-то ответ.
— Может и так. У каждого своя дорога. Чашу придется испить. Восприми это, Тём, как совет старшего товарища. Которым ты можешь распорядиться как считаешь нужным.
Жикривецкий улыбнулся, и впервые эта улыбка была искренней. Настоящей.
Мы еще немного поговорили о разном. Но наш разговор становился все более отстраненным и бессодержательным, а затем и вовсе растворился в воздухе, став ничего не значащими фразами и обещаниями. Я поблагодарил его. Пообещал, зачем-то, что буду держать всё в тайне. Он отшутился тем, что не понимает, о чем я говорю. И на этой ноте мы разошлись. Олег отправился спать. А я пошел бродить во хмелю, по темным отсекам корабля.
Через какое-то время, после нашего разговора я сидел на ступенях в одном из отсеков. Уже почти протрезвев. Прятался ото всех под покровом своих мыслей. Руками обхватив сферу я облокотился на неё. Она размерено, как буек, плавала в воздухе, покачивая меня в унисон моих мыслей. Светилась слабым светом.
Внезапно передо мной в зеве технического коридора появилась Мифиида. Белесым лицом из темноты, кутаясь в накидку из перьев, она смотрела на меня не мигая. Если бы я не знал, что это всего лишь моя мысль, смотрящая на меня из моей головы, то уже бы умер от страха.
Какое-то время я её игнорировал. Не обращая никакого внимание на гостью. Пережевывал в голове все предыдущие разговоры.
Лиля хотела уйти в торговый флот. До того крутилась в кружке Фадина, с его идеями о прижизненном посмертии. Просила протекции. Отравилась фацелией. Бред какой-то. Всё это никак не хотело складываться в какую-то цельную картину.
Надо было наведаться к Пылаеву, его общество, по странной причине, единственное не тяготило меня. Но он скорее всего отсыпается после смены или до сих пор спит в гостиной. Спичкой сейчас правил Можжевелевский.
Мифиида смотрела на меня не шелохнувшись. Машинально я коснулся вмятины на лбу. Она зачесалась, так будто изнутри черепа кто-то щекотал меня перышком в этом месте. Попытался нагнать воспоминаний о том, где я мог её получить.
Стоило мне подумать об это как лицо её просияло. Сама она все также была неподвижна. Как с картинки. Но образ её преобразился. Меня окутал легкий волнительный свет. Мягкий и нежный. Почудился летний жаркий день на берегу моря. Шелест игривых волн. Горная тропинка, круто убегающая ввысь. Простор и свежесть. Всюду зелень и ласковый ветер гуляет по склонам.
Принцесса не сказала ни слова. Но этот свет. Это одурманивающее наваждение принесло с собой особый смысл. Будто бы в запахе, будто в далеком тихом отзвуке, в коснувшемся меня чувстве. Пришел смысл сказанного и не сказанного слова.
«Извини.» — принесло наваждение.
«Извини» — пропел бы её звонкий голос, если бы она могла говорить.
В оцепенении, обняв буек сферы, покачиваясь на волнах эфира я смотрел на неё не отводя взгляд. Но больше ничего не произошло. Свет унялся, а наваждение испарилось. Она пропала.
Она сказала это мне? Я сказал это себе? Безумие уже близко.
— Ничего. — сказал я в пустоту перед собой.
Почувствовал, как голова у меня тяжелеет, как пульсирует боль в висках. Мне захотелось оставить лицо в ладонях. Навсегда сжать его и забыть все увиденное как страшный сон. Навсегда. Я продолжил лежать так, трогая проклятую вмятину под кожей на своем хрустальном черепе.
Пытался отстраниться от мыслей, продолжал прокручивать в голое образы и разговоры.