Аккрециозия

В месте, где сплетаются жилы корабля в один пучок. Там, где тоннели связаны в единых хаб я нашел Лену и Лиду.

Они сидели, совсем не таясь на посреди полянки, на сухом месте среди луж. Вокруг них мерцали голорафическим пламенем свечи. Много. Очень много.

Зачем они только берут все это в экспедицию?

На полу нарисован круг, в нем картинки: всадник на коне с занесенным мечом мчится вперед, под его конем лежит убитый рыцарь весь пронзенный мечами. Рыцарь, закованные в латы сидел на троне, опершись на меч, увенчанный лавровым венком. Хмурый и ясный взгляд смотрел прямо. Позади него менялись эпохи. Казалось, что он совершенно устал всматриваться в пустоту, но не подавал вида. На третьей кружилась воронка из света и тени. То ли солнце, то ли водоворот. Я так и не понял.

Все сюжеты бесконечно повторялись. Сам круг медленно вращался. В его центре стоял чайничек на подставке, из его носика поднимался пар. Рядом чашки — уже без зелья. Пусты.

С Леной и Лидой говорить было уже поздно. Играла из колонки, почти не слышно музыка — эмбиент.

Лена возлежала на надувном, будто бы шезлонге. Практически не двигаясь, сквозь полуприкрытые веки наблюдала за незваным гостем. Лида сидела у границы круга, подобрав ноги под себя и медленно покачивалась по чарующие звуки, как стебелек на ветру.

Для них я был сейчас не большей реальностью, чем видения.

На голове у Лиды был венок. Лицо разрисовано тушью. Руки ее скользили в гипнотическом танце, блестели браслеты и кольца в свете свечей.

Я сел на корточки подле. Музыка становилась гуще, иногда заглушаемая стоном корабля. Свет чадил растекался вокруг нас. Лида танцевала в трансе, и Спичка отзывался болезненным гулом на ее движения.

Они был для него неприятным недугом. Вирус в теле громадного корабля, который причинял боль Воспаление. Музыка сливалась с дрожанием свечей, тонула в гуле. Свет дрожал на лужах вокруг. Два тяжелых сознания пытались провалиться куда-то за пределы человеческого в наркотическом трипе. И тянули за собой всю массу корабля. Расстройство после еды, тяжелый желудок.

Спичка ворочался, чувствуя в себе тяжесть человеческого духа, пытался вытряхнуть из себя болезнетворных микробов, поселившихся в его кишках.

А Лида все танцевала и танцевала.

Тогда я легонько тронул ее за плечо. Она вздрогнула, замерла, перевела на меня мутный взгляд.

— Я звала тебя — сказала она еле слышно. — И ты пришел.

Отстраненно улыбнулась. Тени рисовали на ней совсем другое лицо. Незнакомое лицо.

— Звала сквозь переборки, и ты услышал. Ты пришел за мной? Ты подумаешь, что пришел слишком поздно. — она говорила, а в стеклянных глазах её читалась нежность. Странная, пугающая нежность, с какой земля объемлет мертвецов. — Но это не так. Это не так.

На этих словах она обратилась к кругу. Лицо уткнула в ладони, протерла глаза и медленно с наслаждением зевнула. Покачиваясь в такт музыки. Так продолжалось какое-то время. Потом, Лида встрепенулась, будто вспомнила о чем-то и обернулась с опаской посмотрев на меня. Так, словно увидела приведение. Она всматривалась в меня, как всматриваются в темноту. Напрягая зрение. Я стоял молча и не двигался.

— Тём? — спросила она.

Я кивнул. Ничего не произошло.

— Всё маешься.

— Мы думал, здесь-то нас никто не найдет. — сказал еле слышно Лена, продираясь в реальность, не сводя взгляда с мерцающего пламени свечей. — Только Тёма.

Они рассмеялись лениво.

— Весь корабль уже выучил? — спросил Лида.

— Практически.

Лида руки приложила к сырому металлу пола. Спичка дрожал словно в лихорадке.

— Слышишь, как урчит.

— Мне кажется, ему не нравится.

— Не, — потянула Лена. — Он мурлыкает как котенок. Он доволен.

— Вы Лиле показали, как траву заварить?

Они молчали мгновение, потом взорвались хохотом. Лида при мне, прямо из разговора уходила, медленно пропадая обратно в транс, захватываемая волнами музыки. Её изображение сливалось с густеющим светом, с пляской огоньков свечных. С движение пиктограмм в круге. Став единой симфонией.

Мне слышалось отсюда. Через гул корабля, через его протяжный низкий вой, как сильно бьется её сердце. Как часто оно стучит.

Она плещется у берега, в круге лунного света, омываемая черноводным морем. Под ногами песчаное дно. Танцует в свете искусственных свечей, рассыпая серебряные брызги. Сознание её далеко. Лида смеется, звонко и чисто. Смеется надо мной.

— Ревнивец. — говорит она.

— Это ты научил. — говорит Лена. — Всему научил и привел её сюда тоже ты. А теперь ревнуешь.

Лена говорит это, пытаясь открыть глаза, поднять тяжелые веки. В этом сумасшедшем бреду я не могу ничего понять.

— Мы любили её. — говорит Лида.

— Очень. — сказали они хором в унисон. Лена продолжила.

— Она и без нас всему чего хотела могла научиться.

— Но последнюю она делала при вас. — говорю я наседая.

— При нас. — сказала Лена.

Лида хотел было на нее шикнуть. Но не стала. Остановилась на секунду, а затем вновь уплыла на волнах музыки. Прячась за движением рук. Нарочито отстраняясь от разговора.