Вначале проход был ровный, ступеньки порой
попадались,
Обтёсанный путь просторный, штыри для огней
оставались.
Видно, что в давности древней кто-то проделал сей путь,
Теперь же, тёмной порой, здесь запустенье и жуть.
Они в полной тьме, как слепые, за Горлумом плелись.
Запахи шли дурные, сочилась какая-то слизь.
Походка его изменилась, казалось, он гибче стал.
Глаза Горлума светились, всё видел и тропки знал.
CDXXIX
Совсем замедлили ход, шли, спотыкаясь о камни,
Испортился дальше проход, слышался хруст под ногами.
Сделалось очень жутко, хотя куда уж страшней,
Почти как в могильниках страшно, как средь
умертвий-теней.
Потом началась паутина, сначала как бахрома,
Потом же навроде тины, клеистой стала она.
Клочьями нити свисали паучьи, подобно сетям,
Но коли они разбросали, каким нужно быть паукам?
Ужаснейший смрад отовсюду, вроде бы кости
крошились,
Вонища, мусора груды, и слизь, казалось, сочилась.
Точно, то кости хрустят, рядом истлевшие тряпки,
Орочьи сапоги, ржавые шлемы и латы.
«Смеагорл! Смеагорл! Ты где?» – голос таял во мгле.
Горлум куда-то исчез, пропал в беспросветной тьме.
CDXXХ
Исстари здесь жила, из древних времён сохранилась,
Детище Унголиант – злобой и ядом гноилась.
Шелоб её прозвали, а почему – неизвестно,
Саги молчат об этом, не сложены были и песни.
Прозвали Кирит-Унгол тот перевал в Мордор,
Ужас сюда вошёл и воцарился с тех пор.
Горлум ей поклонился, поклялся вовеки служить
И обещал возвратиться и к ней еду приводить.
Она же изголодалась, лишь крысы в пещерах да орки,
В долине одни мертвецы, нет ни гнезда, ни корки.
Горлум готовил свой план: «Их ссъ-ест, а тряпьё нам
ос-ставит,
Мы свою прел-лес-ссть возьмём, подарочек нам подарят.
Всем мы потом отомстим, ей тоже покажем такой,
А прел-ллессть опять пойдёт в пещеру обратно домой».
CDXXXI