Наступивший 1999 год был решающим для объединения. Он был последним перед президентскими выборами. Поскольку больной Ельцин участвовать в них не мог, то Россия вступала в достаточно редкий в ее истории период мирной передачи власти от одного властителя к другону. Лукашенко понимал, что если этот шанс упустить, то следующего можно и не дождаться.
Были другие факторы, создающие благоприятный фон для решающего штурма Кремля. Новое российское правительство во главе с Е. Примаковым, созданное после дефолта, было в гораздо большей степени настроено на интеграцию. В конце 1999 года России предстояло выбрать Государственную Думу, а накануне выборов все политические силы разыгрывали интеграционную карту. В связи с нарастающим Югославским кризисом обострялись отношения Москвы с Западом, что тоже способствовало белорусскому лидеру.
Лукашенко был настроен очень решительно и сильно надеялся на успех своих планов. Подписанная декларация об объединении Беларуси и России в Союзное государство создавала реальные предпосылки для реализации его дерзновенных замыслов.
Однако для белорусского президента с самого начала, как только он ввязался в азартную борьбу за «шапку Мономаха», возникла одна большая проблема. Дело в том, что идеальная для него политическая комбинация - обмен суверенитета Беларуси на кремлевский посад - могла осуществиться лишь при стечении благоприятных обстоятельств. И существовала вероятность, что, сдав Беларусь, Лукашенко мог оказаться у разбитого корыта и, как говорят в Одессе, «при своих интересах», т. е. остаться президентом одной из республик Российской Федерации. Лукашенко понимал и старался свести риск к минимуму.
Обращает на себя внимание его отрицательное отношение к референдуму о создании нового государственного образования. Ибо нужна была свобода рук, чтобы в нужный момент нажать на тормоз и остановить поезд интеграции, уже набравший ход, если вдруг возникнет опасность потерять больше, чем приобрести. А референдум эту свободу рук президента связывал бы.
Чтобы пройти между Сциллой и Харибдой, ему нужно было предложить удобную для себя модель объединения и убедить в ней Ельцина. Идеальным для него вариантом было бы участвовать в российской избирательной кампании, оставаясь президентом Беларуси. Это была страховка на случай неудачи в этой игре. Тогда при проигрыше он ничего не терял. Только учитывая это обстоятельство, можно понять всю политическую эквилибристику, путаницу и противоречивость, которые сопровождали процесс интеграции весь год.
Противоречие было заложено уже в самой декларации, подписанной 25 декабря 1998 года. Она предполагала «объединение в Союзное государство при сохранении национального суверенитета государств - участников Союза». То есть получалось, что Беларусь и Россия после объединения продолжали бы оставаться суверенными. Хоть такая модель представляла собой политический и правовой нонсенс, но на первый взгляд это было как раз то, что нужно Лукашенко. Если перевести эту формулу на язык политологии, то получается, что новое образование - это всего лишь некая форма межгосударственного союза, конфедерация.
Но весь фокус в том, что в конфедеративной модели должность президента не нужна, поскольку функцией руководящих органов в ней является скорее координация, чем управление. А для такой роли нужен мелкий клерк типа Исполнительного секретаря СНГ с аналогичными полномочиями.
Понятно, что это не устраивало Лукашенко. Идея введения поста президента Союзного государства была едва ли не главной в его конструкции. 29 декабря 1998 года, сразу же после возвращения из Москвы он, разъясняя по Белорусскому телевидению смысл подписанных документов, говорил, что у белорусско-российского Союзного государства, кроме всех других институтов, будет президент, за пост которого он, «как и каждый гражданин, сможет побороться».
21 января 1999 года Лукашенко, выступая на сессии Парламентского собрания Союза Беларуси и России, заявил: «Скажите, кто в России достоин власти — Беларусь согласится. Пусть Примаков. Давайте двигать его в эту власть. Хотите Геннадия Николаевича (Селезнев — председатель Госдумы РФ. - Авт.) - давайте его двигать. А лучше давайте дадим народу возможность сказать, кто нами будет управлять». У белорусского лидера, похоже, не было сомнений, кого же выберет народ.
В феврале того же года во время посещения российской республики Удмуртии Лукашенко снова возвращается к вопросу, который все время его мучил. Он настаивал на необходимости всенародного избрания президента общего государства, который был бы «не спикером, не консультантом, а главой государства».
Можно согласиться с Лукашенко, что если президент избирается всенародно, то он должен обладать значительными полномочиями. Было бы смешно проводить всеобщие выборы руководителя с ритуальными функциями. Но в таком случае новое союзное образование не может быть конфедерацией, а создающие его страны не могут сохранять свой государственный суверенитет.