Алька. Кандидатский минимум

В пятницу Володя побеседовал с Ляпуновым, потом с Дальским, и через две недели у нас в лаборатории появился новый завлаб.

Володя Гусев – Гусёк, так мы иногда называли между собой – быстро освоился с ролью завлаба и был весьма полезен своими связями на заводе – изготовить немудрящую оснастку, достать нужный инструмент не было для него проблемой.

Гусёк увеличил количество получаемого на кафедру спирта раз в пять, рассказывал, что, когда подписывал у Дальского заявку на получение, Антон, увидев цифры, с неподдельным удивлением и с юмором спросил:

– Владимир Иванович! Неужто Вы сможете всё это выпить?

– Антон Михайлович! Дали бы больше – и больше бы выпил.

Похохотали на пару.

Я, если не было каких-то дел, приходил в МВТУ по привычке к девяти – у меня были все ключи от секции, а запиралась она снаружи на ночь на навесной замок. Вход в фотолабораторию был как раз напротив моего стола, за которым я сидел в то время, когда Володька начал работать у нас. Как-то утром, придя на работу, сидел, что-то писал, вдруг дверь в фотолабораторию открылась, появился Вовка и деловым тоном спросил:

– Соточку будешь?

Было ясно, что он засиделся в фотолаборатории, скорее всего, не один, где и был заперт последним уходящим на навесной замок, но явно он был не в претензии к запершему его.

– Нет, спасибо, Володь, не буду.

Дверь закрылась, я продолжал заниматься своей писаниной, но она снова распахнулась, и Гусёк с удивлением в голосе спросил:

– А почему?

Глубокий, по сути, философский вопрос: почему человек, прядя в девять утра на работу, не хочет выпить сто граммов водки?

– Не знаю, не хочу.

Весной партия сказала, что не хрен дошколятам по дворам болтаться, окурки собирать, надо в школу идти с шести лет. Дальский на заседании кафедры поставил в порядке обсуждения вопрос о переходе на обучение школьников с шести лет.

Единогласно все сказали, что на хрен нашим детишкам это надо, голосовали, написали какую-то бумагу и передали её по цепочке вверх. Но партия забила на нас, в смысле на наше голосование, и ввела такой порядок.

Я, признаться, не огорчился, а Генка, который собирался стать отцом, как-то весьма расстроился из-за этой идеи и сказал мне много нелицеприятного про нашу родную коммунистическую партию, которая окормляла нас всех и членом которой он был, и про родное советское правительство, которое не мешало нам искать хлеб насущный, и во время одного из наших застолий заявил:

– Вот ты рисуешь хорошо, нарисуй такую карикатуру – котлован со спиральной дорогой, по которой идут малыши в панамках, у каждого под мышкой початок кукурузы, – и что-то было там надо было нарисовать ещё. – Я такой текст припишу про эту мудацкую идею – дошколят в школу направлять, что они все охренеют. У меня девка знакомая работает в отделе кадров на ксероксе, она нам тысячу копий напечатает, и мы будем по почтовым ящикам раскладывать.

Идея мне не глянулась, во-первых, картинку он придумал не «острую».

– Ген, ну ты и картинку придумал – говно скучное, это, во-первых. Потом ну что под такой картинкой напишешь, чтобы все всколыхнулись? Что все они, кто придумывают, как нашу жизнь веселее сделать, пидорасы? Так это и так все знают. А в-третьих, повяжут нас на первом же скачке. У нас с любой сраной пишущей машинки копия текста в КГБ хранится, а тут ксерокс. Их на всю Москву сто штук, не больше. Закрутят нам руки, Гена, закрутят. Пошло оно всё в жопу, давай лучше ещё портвейна выпьем. Потом ты вспомни, недавно по институту слух прошёл, что на М факультете мужика повязали?

У нас в самом деле ходил слух, что доцент машиностроительного факультета заказал по частям на нашем экспериментальном заводе простенький печатный станок, достал шрифты и отпечатал сто экземпляров книги с претенциозным названием «Конспирация в условиях социализма». После того как первый экземпляр книги покинул стены его жилища, доцента повязали.

– Гена, ты возьми в ум: учёный человек, книгу про конспирацию написал, и то его повязали! А нас-то, двух дилетантов, повяжут, как только мы подумаем что-то супротив власти рабочих и крестьян, так что давай лучше по портвейну. А?

Гена задумался – друзья мы, конечно, друзья, но кто его знает, пойдёт друган и стуканёт в контору глубокого бурения, а там суд, ссылка, тюрьма, Сибирь. Поэтому, дабы обезопасить себя от эксцессов, заявил, посуровев:

– Имей в виду – нас длинные руки.

От смеха я портвейн разлил, это надо ж под руку такое говорить.

К нам на кафедру как-то по ошибке попала диссертационная работа под названием «Оплодотворение кур в условиях повышенной радиации». Надо полагать, что адресована она была в лабораторию радиационной генетики на 1-й Бауманской, но попала к нам. Дальский, решив, видно, приколоться, расписал её на нашу секцию, чтобы мы дали отзыв на работу.

Потом прислал на отзыв автореферат кандидатской диссертации какого-то горца по специализации ВАК 05.03.05 – Технологии и машины обработки давлением, что-то там по развитию производства художественной чеканки. Илья прочитал – науки нет, рассказ о том, в каком веке каким молотком чеканили, пошёл к Антону.