Алька. Кандидатский минимум

– Антон Михайлович, ну, там же нет нашей технологической науки, что писать-то?

– Илья Георгиевич, ну, неловкая ситуация получается – человек так меня хорошо принимал, что отказать невозможно. Но я Вас понимаю – написать положительное заключение нельзя, надо отказать. Но Вы же умный человек, напишите так, чтобы автор понял, что Вы ему не отказываете, а специалист понял, что Вы отказали.

Илья – мужик реально умный, смог так написать.

Весной увиделся с Вовкой Павловым – он зашёл в секцию, как-никак, родной дом, поболтали. Узнав, что я играю в Сокольниках в большой теннис, предложил поиграть вдвоём. Это было весьма кстати – мне нужен был партнёр – Юрка Хациев совсем завяз в деканате. Володька был парень очень спортивный – в детстве учился в спортшколе, имел разряды по лёгкой атлетике и баскетболу, стал играть в большой теннис примерно на моём уровне через неделю. Приняв после игры душ, мы шли к своим трамваям через Сокольники и, как правило, заходили кафе, где выпивали по стаканчику ледяного Ркацители. Беседуя за распитием, я рассказал о своих летних трудовых подвигах и о том, что ищу партнёров, чтобы посетить Старицкий ПМК – снова нужны деньги. Павлов предложил составить мне компанию, сказав, что у него есть ещё ребята, которые имеют опыт строительства. Стали обсуждать состав участников. Узнав про наши планы, выразил желание присоединиться к нам Сашка Тележников. Кроме нас троих, присоединиться к поездке решили Вовкины друзья – Шура Иванов и Игорь Буряк.

Лето было дождливое, и, хотя выехали мы, как обычно, в июле, работать было крайне некомфортно, всё складывалось не в нашу пользу. Главной неприятностью было отсутствие Зрелова на работе – Коля подцепил где-то гепатит.

Тем не менее работа была – немаловажно, что меня в ПМК знали. Плишкина предложила закончить сенной сарай в селе Высоком. Разместили нас в пустующей избе, традиционно в первый день привели в порядок жилище. Председатель предложил нам питаться в деревенской столовой, согласились – готовить самим – это терять полдня работы одного из нас в день.

Железобетонный остов сарая стоял, надо было обрешетить его, обшить по обрешётке волнистым шифером, навесить готовые ворота, вставить две вентиляционные решётки во фронтоны, забетонировать пол и построить небольшую кирпичную будку у входа – делов-то на копейку, как сказал наш прораб, непонятный какой-то типаж. Вроде бы нормальный мужик, но какой-то никакой.

На обрешётку привезли необрезную доску, которую мы привязали к железобетонному остову толстенной проволокой. Когда стали шить шифер по верхней поверхности стен, соорудили переносные двухопорные приставные подмости, которые легче было переносить с места на место, чем четырёхопорные. Если глядеть на них сбоку, то они напоминали какой-то струнный инструмент. Когда надо было переставить подмости, Володька кричал сверху:

– Мужики, переставьте мандолину.

Те, кто работал наверху, вниз не спускались, чтобы не терять темпа, залезали на обрешётку, а мы ставили подмости, как им было удобно. Рабочими местами регулярно менялись: те, кто пришивал шифер, шли на его подноску, а тот, кто подносил, забирался на мандолину – шить шифер гвоздём.

Сараи сенные, которые тогда строили, были немалых размеров: длиной около тридцати метров, шириной около пятнадцати и метров девять высотой в коньке, поэтому, для того чтобы просто разнести строительные материалы по периметру, уже требовалось приложить немало усилий.

Всё это было привычно и терпимо, но выматывали нас дожди – постоянная морось насквозь пропитывала телогрейки и рабочие ботинки. Единственное, в чём нам повезло, – рядом с площадкой стояла оставленная, наверно, теми, кто строил каркас, рабочая бытовка, и десять минут каждого часа мы согревались там или бежали прятаться, когда дождь усиливался.

Укладываясь спать на ночь в избе, развешивали свою рабочую одежонку, но это мало помогало – сырость стояла и в доме – одежда не просыхала.

Обедать ходили в деревенскую столовку, которую открыли специально для нас. Еда была отвратна – повариха, хотя вряд ли её можно было так назвать, готовила всегда два блюда. На первое она высыпала в кипящую воду пару банок консервированного борща, на второе высыпала в кастрюлю с плохо почищенной картошкой банку рыбных консервов. Есть это в других обстоятельствах никто бы из нас не стал, но там трескали. Приходя в столовую, каждый раз интересовались:

– Что сегодня на обед? – надеясь услышать что-то новое, но ответ всегда был один и тот же:

– Баночки.

Помнится, однажды сидим в столовой в сырой одежде, жрём это дерьмо – настроение хуже некуда, и вдруг появилось солнышко, и мне пришли на память строчки:

– Невероятная печаль открыла два огромных глаза, цветочная проснулась ваза и выплеснула свой хрусталь…

Вспомнил, процитировал стихотворение до конца, и как-то всё стало не так плохо.