Алька. Кандидатский минимум

Немного распогодилось, когда крыли шифером крышу, появилось солнышко – стало повеселее. Для его подъёма смастерили пару направляющих и салазки. Коньковыми были мы с Вовкой, сидели, втаскивали по два листа, потом я их разносил по крыше, а Вовка, как более рукастый, приколачивал. Иванов внизу подносил и закладывал шифер на салазки. Буряк с Сашкой бетонировали полы.

Закончив крышу, навесили ворота. Вовка взялся за возведение кирпичной сторожки при входе, ребята продолжали делать полы – работать внутри сарая стало удобнее – появилась крыша, и дождь не лил за шиворот. Мы с Сашкой Ивановым монтировали решётки над воротами. Для того чтобы добраться до места её установки, надо было закрыть ворота, прислонить к ним «мандолину», поставить на неё две лестницы, а потом, держа в руках эту решётку – каждый со своей стороны, вдвоём забираться по этим хлипким, болтающимся под ногами конструкциям на семиметровую высоту, где решётку надо было вставить в проём и приколотить гвоздями. С первой проблем не было – затащили и приколотили, и со второй тоже вроде было всё ничего, но когда мы, забравшись наверх, приподняли её, чтобы вставить в оконный проём, туча постоянно перелетающих с балки на балку, щебечущих, чирикающих, всё время что-то клюющих и тут же срущих нам на головы разнообразных пташек, выбравших сарай в качестве пристанища на время дождя, вдруг поняли – замуровывают, демоны, и устремилась наружу. Когда эта скандальная орда ринулась в нашу сторону, мы с Шурой, не зная, что предпринять, остались стоять на лестницах, держа в руках решётку в полуметре от проёма. Я стоял с закрытыми глазами, ощущая, как птахи колотятся о мою физиономию. Когда удары кончились, я, чуть приоткрыв глаза, посмотрел через прищуренные веки на Шуру – вся его физиономия и голова были в пуху, мелких пёрышках и царапинах – следах столкновений с птичьей стаей. Оказалось, что он также смотрит на меня. Посмотрев друг на друга, стали хохотать – вид наших физиономий с выражением удивления и испуга напоминал двух нашкодивших котов, попытавшихся забраться в птичье гнездо, но получивших отпор. Отсмеявшись, мы вставили решётку в проём, приколотили и спустились вниз.

Заплатили нам паршиво – по четыре сотни на нос, а наш дебильный прораб ещё пытался с нас денег стребовать – послали его по известному эротическому маршруту.

Когда брали билеты на электричку до Москвы, билетёрша вдруг затребовала:

– Паспорта давайте.

– Это что за новости, с какого перепуга вдруг на электричку паспорта стали требовать?

– А с такого, прописки ваши буду смотреть. Если вы не москвичи, то билеты вам не продам.

– А что, Москва вышла из состава Союза?

– А вы не знали? Да, давно уж вышла, а с началом Олимпиады всех остальных туда вообще не пускают.

Олимпиада, а мы, признаться, со своей шабашкой и забыли, что в Москве началась Олимпиада. Во всём мире Олимпиада – праздник спорта, все едут посмотреть, повеселиться, но большевики решили иначе – нехер вам смотреть, граждане родной страны.

Москва удивила пустынными улицами – город как будто вымер. Всё вроде бы нормально, транспорт ходит, магазины работают, кинотеатры, а людей нет. Обычно постоянная сутолока в центре, метро, магазинах утомляет, а вот пропала она, и от этого, какое-то тревожное чувство, как перед войной. В магазинах везде лежал финский сервелат, а в киосках на улицах продавалась фанта.

Интересных билетов на Олимпийские соревнования было не достать, но кое-куда с Милкой сходили – на борьбу в Олимпийский стадион, ещё куда-то, не помню.

Сарай сенной мы отгрохали за три недели, у меня осталась ещё неделя от отпуска, и мы с Людусей уехали на дачу – у меня появились новые профессиональные навыки, надо было срочно их применить – покрыть шифером крышу дачи.

За этим увлекательным занятием меня застали Танька с Лёшкой, мои свояченица и свояк. Я стоял на крыше, когда они, появившись неожиданно посреди недели на даче, окрикнули меня:

– Алек, привет, спустись, пожалуйста.

– Здорово, ребята, чего это вы среди недели прикатили?

– Спустись, пожалуйста.

Я огляделся, Мишка с братьями Сашкой и Лёнькой возились во дворе, Милка была там же, всё вроде в порядке.

– А чего случилось-то?

– Ты слышал? Высоцкий умер.

– Нет, жалко, а вы что, приехали об этом сказать?

– Нет. Ну что так разговаривать? Спустись, пожалуйста.

Пришлось спуститься – не колются, черти.

– Собирайся, в Москву поедем, Гриша – твой брат двоюродный – погиб, завтра похороны.

– А что случилось, как погиб?

– Под электричку попал, больше ничего не знаем.

Гришка – сын дяди Вани, моего любимого дяди – был моложе меня на пять лет, женился три года назад, недавно. У него было двое сыновей, погодки – годик и два.

Хоронили братишку на Ваганьковском, было много его друзей с работ, его любили – был хорошим, светлым, добрым человеком.