Алхимик и королевский ингредиент

– Одному заклинателю пробраться в городскую тюрьму, чтобы помочь другому заклинателю, пускай и бывшему… Нет, такой риск словами благодарности не окупишь. Но начать действительно можно. Спасибо.

Она кивнула.

– А может, я по старой дружбе стараюсь. Ты что, Сейн, не узнал?

Алхимик присмотрелся повнимательнее. У него всегда была хорошая память на лица, да и голос начинал казаться ему смутно знакомым… Он покачал головой.

– Единственная, с кем ты не целовался на старших курсах, – подсказала девушка.

– Алиция?..

Зубрилка, как он ее прозвал. Надоедливая пискля с болезненно тонкой шеей и вечно белой от мела мантией. Всезнайка с красными от бесконечного чтения глазами. Дотошная замухрышка с обгрызенными ногтями, которую сторонились даже преподаватели.

Сильный заклинатель, которому ничего не стоило сейчас размазать Сейна по стенке за былые обиды.

– Ты…

– Похорошела? – Она самодовольно улыбнулась и перекинула тяжелые каштановые волосы на высокую грудь.

Сейчас, когда к ее лицу возвращался привычный цвет, Сейн готов был это признать. Даже кровавая корка на губах ее ничуть не портила.

– Так ты за поцелуем пришла?

– Заносчив, как всегда, – фыркнула она. – Может, и расцелую, если поможешь. Нам нужно знать, как ты получил Рубедо.

Не обратив внимания на это «нам», он сильнее вжался в стену. Ему казалось, что его закинули еще в одну клетку, куда меньше и темнее той, где он сейчас. Сдавило в груди. Что Алиция знает о нем? Невозможно, чтобы она…

– Твоя формула, «Куд-кудах». Я разбирала ее тысячу раз, искала подсказки, как тебе это удалось. Комбинация Нигредо и Цитринитас… Она работает только в этом зелье. Почему?

Сердце встало на место, кровь снова хлынула по жилам. Все же он поторопился впадать в смятение. Не ожидал, что его открытие, которое не попадет ни в один учебник, будут вспоминать спустя столько лет.

– Думаешь, если бы я знал Рубедо, стал бы возиться с кубком?

– Думаю, ты знаешь больше, чем говоришь, – ничуть не смутилась Алиция. – Не верю, что ты остановился на курином зелье, что не нащупал хотя бы направление! Ты же был так… талантлив.

Эти слова дались ей с заметной тяжестью, но она тотчас скрыла их горечь за очередной улыбкой. Невзрачная Зубрилка, отметил Сейн, превратилась в манипулятора, понимающего, на каких струнах его сердца ей сыграть.

– Зачем тебе Рубедо?

– Обещай сначала, что поможешь.

Она могла бы пойти простым путем. Расспросить его, когда он еще бился в агонии, применить силу, выпотрошить заклинанием контроля. И все же она сначала вылечила его спину.

– Помогу.

С другой стороны, ничего не мешало ей уйти прямо сейчас и закрыть за собой решетку.

Алиция вынула из внутреннего кармана куртки толстую тетрадь. Сейн сразу узнал эту черную кожу переплета и потрепанные края, ощутил зуд под ногтями, едва дотронулся до стертого корешка. Снова. Он хорошо помнил этот зуд – такой появляется, когда касаешься запретного, мешает и будоражит одновременно. Наверное, такой был и у первых волшебников, когда они, если верить жрецам, отмахнулись от богов.

Талант одаривает своего носителя легкими победами, но жесток к окружающим, вздумавшим потягаться с ним. Сколько бы Зубрилка ни старалась, с головой уходя в учебники и обливаясь потом над сложными заклинаниями, Сейн всегда был на шаг впереди. Ему играючи давалось то, над чем она корпела неделями, прогулочной походкой он миновал самые сложные участки, где она продиралась с воем, рвя от натуги последние жилы. Тогда ему было невдомек, сколько раз она плакала ночами и клялась однажды стереть с его лица самодовольную ухмылку.

Но те, кто ночует в библиотеках, всегда найдут способ удивить тех, кто старается лишний раз туда не заглядывать.

«Пыльный угол» – так прозвали старый стеллаж, где десятилетиями копились книги, которые уже никто не прочтет. Все позабыли, кто решил устроить там кладбище устаревших знаний. Скорее всего, кому-то было попросту лень разгребать весь этот хлам. Страницы рассыпа́́лись в труху, переплеты лопались, стоило взять их в руки. Лишь Алиция нашла в пыльном углу какое-то странное умиротворение. То ли пряталась от несправедливости судьбы, вечно задвигающей ее на второе место, то ли не могла смириться с незавидной участью своих бумажных друзей. Единственных, что у нее были.

Она тратила месяцы, чтобы тонким лезвием соскоблить прожорливую плесень, аккуратно замачивала хрупкие страницы в специальном растворе, не давая им погибнуть от неосторожных прикосновений. Накладывала заклинания, подсвечивающие выцветшие чернила. Утверждала, что отыскала редкие переводы мастеров с другого конца Серпа, что ей даже удалось восстановить кое-какие черновики знаменитых фолиантов, да еще и с заметками автора. Впрочем, никаких новых знаний ее труды не открывали, и профессора только снисходительно хвалили любопытство юной ученицы.