Светские рыцари, воины-монахи крестоносных орденов, конные оруженосцы, кнехты и арбалетчики выстраивали сплошную стену живых частоколов и клиньев с одной стороны Тропы. С другой становились изогнутой дугой закованные в пластинчатые латы нукеры и лёгкие стрелки на низкорослых степных лошадках.
Оружие было обнажено. В арбалетных ложах и на кибитях луков лежали стрелы. Латиняне и татары были готовы к бою. И те, и другие ждали нападения. Но далёкая Стена безмолвствовала. Пока безмолвствовала.
От неизвестности и тягостного ожидания Тимофею было не по себе. Судя по всему, похожие ощущения испытывали и остальные.
— Они нас что, не видят? — Феодорлих, прищурив единственный глаз, напряжённо вглядывался вдаль.
— Видят, — заверил его Угрим. — Со Стены далеко видно.
— Тогда почему не нападают? — проворчал Огадай, нервно озираясь вокруг. — Я бы непременно напал. Глупо не нападать на врага, который сам готовится к нападению.
— Мы слишком далеко от Стены, — ответил Угрим. — Здесь я не ощущаю её силы. А выходить из-под защиты Стены и в открытую атаковать противника, у которого имеется три Чёрных Кости и немалая армия за спиной — безрассудство.
— Значит, мы можем собирать здесь войска? — Феодорлих вздохнул с явным облегчением.
— Этим мы сейчас и занимаемся, ваше величество, — усмехнулся Угрим.
— А что делают там, на Стене? — ткнул подбородком вперёд Огадай.
— Тоже стягивают войска, — пожал плечами Угрим.
— Как думаешь, коназ, ханьский колдун уже здесь?
— Скорее всего, — кивнул Угрим.
Дальше разговор не клеился. Угрим, Феодорлих, Огадай и Тимофей молча смотрели на Длинную Стену. Стена смотрела на них. Время шло. И оставалось только ждать.
Ждали долго…
Вслед за конницей с Тропы выдвинулась пехота. Выходили и строились ровными рядами фряжские арбалетчики, щитоносцы и латники, английские лучники, швейцарские алебардщики и фламандские пикинёры. Бестолковой толпой валили кнехты, многочисленная прислуга и работный люд. Позади конных нукеров и стрелков Огадая становились татарские воины, потерявшие в боях коней и безлошадные бедняки-карачу.
Солнце садилось. Длинная Стена сливалась с линией горизонта.
С Тропы выезжал обоз. На повозки были уложены осадные щиты и лестницы, которые так и не пригодились при штурме низаритской крепости.
Тимофей скептически осмотрел лестницы. Небольшие, лёгкие, укороченные. С такими, конечно, проще управляться в тесных горных проходах и такие, пожалуй, достанут до зубчатого гребня ханьской Стены. Но что если…
— Княже, — негромко окликнул Угрима Тимофей. — Сможет ли бесерменский колдун поднять свою Стену так же высоко, как ты поднимал стены Острожца?
Если это возможно, проку от коротких лестниц не будет.
— Не поднимет, — уверено ответил Угрим. — Даже если он знает, как это делается.
После недолгой паузы князь уточнил:
— Здесь, во всяком случае, этого точно не произойдёт.
Почему? — Тимофей не успел задать вопрос. Князь поддел носком сапога песок под ногами. Лёгкое облачко мелкой пыли развеялось как дым.
— В этих недрах нет скал, которые можно вытянуть из земли. Скалы расположены дальше на север — в горах, а под нами только пыль и песок. Это ненадёжный материал. Он не удержит Стену.
Ну что ж, теперь было понятно, почему Угрим открыл Тропу на песчаной равнине. Тимофей почувствовал некоторое облегчение. Однако князь поспешил его разочаровать.
— Стену выше, чем она есть, ханец не поднимет. Но думаю, для нас уже готовят другие сюрпризы, — сообщил Угрим, вглядываясь в далёкую преграду.
О том, что противник уже появился под Стеной и начал подготовку к штурму, Чжао-цзы узнал раньше, чем на дальних северных башнях у линии горизонта зажглась цепочка сигнальных огней, и к небу потянулись столбы густого дыма.
Знал он и то, в каком именно месте вышел враг и по какому участку намеревается ударить. Обо всём этом Чжао-цзы сообщила Великая Стена.
Стена была самым надёжным дозорным. С пробуждением древней силы, каждый её кирпичик, каждый цунь[2] кладки, стал зорким глазом и чутким ухом. Стена видела и слышала далеко. Дальше даже, чем распространялось действие её защитной магии. И при этом Великая Стена, пронизанная магическими токами и связанная вмурованной в глину и камни смертью, была единым существом, каждая часть которого чувствовала, что творится на любой отдельно взятой башне, на стенном пролёте между башнями, на ближних и дальних подступах к ним.
Тревожный сигнал Стены Чжао-цзы ощутил ногами, сквозь подошву сапог. Каменная плита, на которой он стоял, известила о появлении врага, как только в сотнях ли[3] севернее открылась чужая Тропа Диюйя, и с Тропы вышел колдун западных варваров.
Но Чжао-цзы хотел всё увидеть и услышать сам. Распластавшись на башенной площадке, он приник ухом к кладке и закрыл глаза, полностью доверившись слуху и зрению Стены.
Чжао-цзы заставил себя отвлечься от мук колдуньи, погребённой прямо под ним (защита проклятой варварки пока ещё держалась), и рассредоточил внимание по Стене. Мысленно слился с камнем и глиной, с незримыми, но сильными токами, пронизывающими и объединяющими их. И даже больше, чем просто мысленно…