Алмазный трон

Чжао-цзы усмехнулся. Если… Нет, не если — когда ему удастся завладеть шестью Костьми Яньвана, это ближайшее время растянется на века и тысячелетия. Оно будет тянуться бес-ко-неч-но».

«Мои люди… — начал, было, одноглазый пленник, но сбился. Глянул на кочевника. Затем продолжил: — Наши люди рано возьмут эту Стену».

Мысли одноглазого не скакали, как дикие кобылицы в варварских степях, а чувства не бурлили, как гейзеры в горных долинах. Его беззвучная речь была спокойнее и сдержаннее.

«Ваши люди? — с искренним интересом переспросил Чжао-цзы. — Они верны вам настолько же, насколько мои — мне? Они пойдут ради вас на смерть? Вы уверены в этом?»

Степняцкий хан покосился на своего воина, связанного арканом. Что ж, вполне исчерпывающий ответ.

Одноглазый император был более многословным.

«Пойдут! — с вызовом бросил он. — Их поведут вассальная клятва, честь и долг…»

В долгих и путанных объяснениях сейчас не было нужды. Причины верности Чжао-цзы были не интересны. Его интересовала лишь степень верности.

«А что ещё способны сделать ваши люди ради вас?» — спросил он.

«Всё!» — ёмко и коротко ответил кочевник.

«Всё, что угодно!» — добавил бледнокожий.

Чжао-цзы удовлетворённо кивнул. В глазах пленников он не видел лжи.

«Это хорошо».

«Что хорошо?» — удивился его реакции кто-то из двоих. Чжао-цзы даже не стал разбирать, кто именно.

«Хорошо иметь таких верных людей, — довольно потёр он руки. — Очень хорошо, если преданность, о которой вы оба говорите, действительно, переполняет сердца ваших слуг. Это будет хорошо и для меня и для вас».

«Что ты задумал, колдун?!» — а это, вне всякого сомнения, был хан кочевников.

«Узнаете, — ответил Чжао-цзы. — Скоро все всё узнают».

* * *

За тем, как Угрим врачевал Бельгутая, Тимофей наблюдал со стороны. Интересно, для чего князь хочет использовать татарского нойона на этот раз? Что хочет от него выведать. То, чему Бельгутай был свидетелем. Или у Угрима имеются на него другие планы?

Врачевание длилось недолго. Не понадобилась даже сила Чёрных Костей. Краткий заговор, долгий взгляд глаза в глаза, несколько прикосновений — и готово…

Вряд ли князь знал боевые секреты ханьских воинов, умевших точными ударами превращать человека в неподвижное бревно, но его магия была способна на многое. В ищерских землях и во всех окрестных княжествах не найдётся целителя искуснее Угрима.

Нойон вскочил на ноги, как только обрёл способность двигаться и говорить.

— Хан и император похищены! — выпалил Бельгутай по-татарски.

— С ним всё в порядке, — Угрим поднялся, не обращая внимания на волнение степняка. — Будет жить.

— Тумфи! — возмутился Бельгутай, переводя взгляд с Угрима на Тимофея. — Я же говорю: их похитили. Объясни это своему коназу!

Магия, связывавшая Угрима, Феодорлиха, Огадая и Тимофея и позволяющая разноязыким собеседникам общаться без прямого участия толмача сейчас не действовала: Бельгутай не входил в эту четвёрку. Тимофей на всякий случай перевёл слова нойона.

Угрим повернулся к Бельгутаю.

— Я знаю, — сухо ответил князь, глядя на кочевника. — Знаю, что твой хан и германский император похищены. Мне всё сказали твои глаза. Да и мои тоже кое-что видели. Криками своему хану ты уже не поможешь. Но обещаю, у тебя и у других верных слуг Огадая будет возможность за него отомстить. Можешь передать мои слова всем, кому сочтёшь нужным.

Тимофей перевёл речь князя на татарский.

Бельгутай кивнул в знак согласия. Полоснул ненавидящим взглядом по ханьской Стене.

Угрим отошёл в сторону — к склону тёмного холма. Тимофей заметил слабую улыбку, скользнувшую по губам князя.

— Княже, — тихонько позвал он. — Ты ведь специально позволил ханьцам увезти Огадая и Феодорлиха, да?

— С чего ты взял? — а улыбка всё не сходит с уст Угрима.

С чего он взял? Что ж… Он стоял рядом и наблюдал за князем в тот момент, когда колдовской вихрь втягивал свою добычу на Тёмную Тропу. И он заметил… По крайней мере, ему так почудилось…

— Мне показалось, ты промедлил с последним ударом.

— Показалось? — вполголоса переспросил князь. — Ты настолько силён в боевой волшбе, чтобы верить своим глазам и ощущениям?

Ни упрёка, ни недовольства в его тоне слышно не было. Но это могло быть обманчивое впечатление.

Тимофей прикусил губу. Нет, он, конечно, не настолько силён в магии, чтобы, полагаясь только на свои чувства, судить о подобных вещах. Зато он уже достаточно времени провёл возле сильного мага.

Несколько мгновений они молчали. Потом Угрим заговорил снова.

— Там были Огадай и Феодорлих, — тихо произнёс князь. — Моя волшба могла их убить.

— Думаешь, они сейчас живы, княже?

— Не знаю, — пожал плечами князь. — Но я не хочу, чтобы меня считали виновным в их смерти.

Угрим огляделся вокруг.

— Мне не нужно, чтобы татары и латиняне меня возненавидели. Будет лучше, если воины хана и императора обратят свой гнев против моего врага. Так мы скорее возьмём Стену.

Тимофей промолчал. Вот ведь крысий потрох, а! Угрим во всём умеет находить выгоду. Порой это начинало пугать.