Американская трагедия

For, like the warden and many others, McMillan was against capital punishment - preferring to compel the wrong-doer to serve the state in some way.	Подобно начальнику тюрьмы и многим другим, Мак-Миллан был противником смертной казни, считая, что разумнее заставлять правонарушителя в той или иной форме служить государству.
But, none-the-less, he felt himself compelled to acknowledge, Clyde was far from innocent.	Но тем не менее он должен был признать, что Клайд - далеко не безвинно осужденный.
Think as he would - and however much spiritually he desired to absolve him, was he not actually guilty?	Сколько он ни думал и как бы ни хотел найти оправдание в своей душе, но разве не был Клайд на самом деле виновен?
In vain it was that McMillan now pointed out to Clyde that his awakened moral and spiritual understanding more perfectly and beautifully fitted him for life and action than ever before.	Напрасно Мак-Миллан указывал Клайду, что его пробудившееся нравственное и духовное самосознание делает его более совершенным, более пригодным для жизни и деятельности, чем прежде.
He was alone.	Клайд чувствовал, что он одинок.
He had no one who believed in him. NO ONE.	Не было на свете человека, который бы в него верил. Никого.
He had no one, whom, in any of his troubled and tortured actions before that crime saw anything but the darkest guilt apparently.	Ни единого человека, который в его бессвязных и противоречивых действиях перед катастрофой усмотрел бы что-либо, кроме тягчайшего преступления.
And yet - and yet -(and this despite Sondra and the Reverend McMillan and all the world for that matter, Mason, the jury at Bridgeburg, the Court of Appeals at Albany, if it should decide to confirm the jury at Bridgeburg), he had a feeling in his heart that he was not as guilty as they all seemed to think.	И все же... все же (наперекор Сондре, и преподобному Мак-Миллану, и всему миру, включая Мейсона, присяжных в Бриджбурге и апелляционный суд в Олбани, если он оставит в силе решение бриджбургских присяжных) в глубине его души жило чувство, что он не так виноват, как всем им, по-видимому, кажется.
After all they had not been tortured as he had by Roberta with her determination that he marry her and thus ruin his whole life.	В конце концов ведь их не мучили, как мучила его Роберта своим упорным стремлением выйти за него замуж и тем испортить ему жизнь.
They had not burned with that unquenchable passion for the Sondra of his beautiful dream as he had.	Их не жгла неистребимая страсть к Сондре, к воплощению сказочной мечты.
They had not been harassed, tortured, mocked by the ill-fate of his early life and training, forced to sing and pray on the streets as he had in such a degrading way, when his whole heart and soul cried out for better things.	Они не изведали всех мук и унижений его несчастного детства, им не приходилось петь и молиться на улице, сгорая со стыда, когда вся душа, все существо рвалось к иной, лучшей доле.
How could they judge him, these people, all or any one of them, even his own mother, when they did not know what his own mental, physical and spiritual suffering had been?	Кто из всех этих людей, включая и его мать, смеет судить его, не зная, какие нравственные, телесные и душевные муки он успел пережить?
And as he lived through it again in his thoughts at this moment the sting and mental poison of it was as real to him as ever.	Даже сейчас, мысленно переживая все это вновь, он так же остро чувствует боль этих страданий.