Американская трагедия

Things - just things - had seemed very important to him - and he had so resented being taken out on the street as he had been, before all the other boys and girls, many of whom had all the things that he so craved, and when he would have been glad to have been anywhere else in the world than out there - on the street!	Вещи - просто вещи - так много значили для него, ему было так горько, что его водят по улицам, выставляя напоказ перед другими детьми, - и у многих из них есть все те вещи, которых он так жаждал... и тогда он был бы счастлив оказаться где угодно, лишь бы не быть там, на улице!
That mission life that to his mother was so wonderful, yet, to him, so dreary!	Ох, эта жизнь миссионеров, которая казалась матери чудесной, а ему такой тоскливой!
But was it wrong for him to feel so?	Но, может быть, нехорошо, что он так думал?
Had it been?	Возможно ли?
Would the Lord resent it now?	Пожалуй, бог теперь разгневается на него за это?
And, maybe, she was right as to her thoughts about him.	Быть может, мать была права в своих мыслях о нем.
Unquestionably he would have been better off if he had followed her advice.	Бесспорно, он больше преуспел бы, если бы следовал ее советам.
But how strange it was, that to his own mother, and even now in these closing hours, when above all things he craved sympathy - but more than sympathy, true and deep understanding - even now - and as much as she loved and sympathized with, and was seeking to aid him with all her strength in her stern and self-sacrificing way - still he could not turn to her now and tell her, his own mother, just how it all happened.	Но как странно: мать полна любви и жалости к нему, она стремится помочь ему со всей силой своего сурового самопожертвования и, однако, даже теперь, в свои последние часы, когда он больше всего на свете жаждет сочувствия и более чем сочувствия - подлинного и глубокого понимания, - даже теперь он не может ей довериться и сказать ей, родной матери, как все это случилось.
It was as though there was an unsurmountable wall or impenetrable barrier between them, built by the lack of understanding - for it was just that.	Их словно разделяет глухая стена, неодолимая преграда взаимного непонимания - в этом все дело.
She would never understand his craving for ease and luxury, for beauty, for love - his particular kind of love that went with show, pleasure, wealth, position, his eager and immutable aspirations and desires.	Никогда ей не понять, как он жаждал комфорта и роскоши, красоты, любви - той любви, что неотделима от пышности, удовольствий, богатства, видного положения в обществе, - не понять его страстных, неодолимых желаний и стремлений.
She could not understand these things.	Она не может этого понять.
She would look on all of it as sin - evil, selfishness.	Она сочла бы, что все это очень дурно - грех, себялюбие.
And in connection with all the fatal steps involving Roberta and Sondra, as adultery - unchastity - murder, even.	А в его роковых поступках в отношении Роберты и Сондры увидела бы разврат, прелюбодеяние, даже убийство.
And she would and did expect him to be terribly sorry and wholly repentant, when, even now, and for all he had said to the Reverend McMillan and to her, he could not feel so - not wholly so - although great was his desire now to take refuge in God, but better yet, if it were only possible, in her own understanding and sympathetic heart.	И она упорно ждет от него проявлений глубокого и полного раскаяния, тогда как даже теперь, несмотря на все, что он говорил преподобному Мак-Миллану и ей, его чувства не такие... не совсем такие, как ни горячо он желает найти прибежище в боге, а еще лучше, если бы это было возможно, в любящем и всепонимающем сердце матери.