Анатомия искусства

У другого представителя русского искусства, Исаака Левитана, пейзаж был тем, чем и у европейских представителей романтизма, – пейзажем-настроением. Например, в его работе «У омута» ощущается тревога, а в картине «Над вечным покоем» – тоска и спокойствие (при этом изображения человека на этих картинах нет). Про русский пейзаж можно сказать так: он был местом для выражения размышлений и переживаний художников о судьбе страны и народа, а еще способом запечатлеть красоту окружающего мира. Единственный недостаток заключался в том, что эмоции, которые художники передавали через изображение природы, отодвигали саму природу на второй план.

Изменить эту ситуацию смог только импрессионизм. Художники-импрессионисты опять сделали природу своей главной моделью. Притом сделали это так, как ранее не делал никто, – бесконечно наблюдая за самой природой, пытаясь поймать солнечный свет и очень желая перенести его в свои работы. Пейзажи у импрессионистов выглядят живыми, несмотря на то что все контуры на картинах размыты, а чтобы разглядеть хоть какие-то подробности, надо как минимум присмотреться. Обратим внимание на знаменитую серию Клода Моне «Руанский собор», состоящую из большого количества картин, на каждой из которых художник изобразил один и тот же собор в разное время суток. Писал он его так много не потому, что не мог писать что-то другое, а потому, что только так он мог поймать момент и передать его зрителям. Моне, как и другие импрессионисты, хотел, чтобы зритель видел не статичную картинку с выверенными до миллиметра пропорциями, а настоящую живую природу. Для реализации такой идеи импрессионистам было мало тех средств, которыми пользовались академисты: долгих часов работы и предварительных эскизов. Им нужен был способ, который помог бы создать картину за короткое время (чуть ли не за час), да еще и на пленэре, а не в студии.

Этот подход вдохновил не одно последующее поколение художников на создание собственных языков живописи. Был среди них и тот, кто создал собственный язык живописи, хотя в этом не признавался. Речь пойдет об Анри Руссо – представителе примитивизма, считавшем себя лучшим академистом из всех. Он упорно ходил в музеи и ботанический сад, копировал работы признанных мастеров и со стопроцентной точностью переносил на холст каждый лепесток. Только на самом деле все было не так. Чтобы понять масштаб бедствий, которые принесло ему такое восприятие реальности, стоит вспомнить чуть ли не хрестоматийный случай с картиной «Муза, вдохновляющая поэта», на которой художник изобразил поэта Гийома Аполлинера и его музу Мари Лорансен в Люксембургском саду. К задаче Руссо, считавший себя академическим живописцем, подошел основательно – договорился о нескольких встречах с парой и регулярно ходил в сад, чтобы писать каждую деталь не по памяти, а с натуры. Только вот беда: мало того, что Гийом и Мари не узнали себя в этой работе (Мари была намного стройнее и элегантнее, а Гийом куда лучше сложен), так еще и с цветами вышла оплошность: вместо задуманных гвоздик художник написал перед ними левкои – символ смерти.

На следующем этапе развития искусства пейзажа знаковым примером может стать работа Франца Марка «Лошадь в пейзаже» (1910). В данном случае выбранный художником язык говорит не о человеческом, а о животном взгляде на природу. Он действительно пытался посмотреть на мир глазами животных, всерьез задавался вопросом «Как видят мир лошадь или орел, косуля или собака?» и, конечно же, пытался донести до зрителей идею гармоничного и совместного существования живых организмов. Художником, который думал иначе, был Эрнст Людвиг Кирхнер. В своих работах он говорил не о единении с природой, а о том, что человеку приходится выживать в абсолютно других условиях – условиях городского пейзажа. И если все вышесказанное хоть как-то вписывается в рамки понятного, то слова абстракциониста Франтишека Купки – полная противоположность: «Природа все время меняется, ее суть – в метаморфозах, поэтому беспредметная картина воспроизводит жизнь точнее, чем самая верная реалистичная живопись». Другие абстракционисты вообще считали, что природа настолько идеальна и совершенна, что копировать ее не имеет смысла.