Андреевский флаг

– И вот что. – Лунев с тревогой, почему-то приглушив до шепота голос, спросил: – Как полагаешь – Рябов-то ваш, кормщик?..

– Ну-т, понял я…

– Выдюжил шквал?

– Да уж как водится… чай, не впервой ему с Нептуном в жмурки играть.

– Дай Бог… дай Бог… У Сильвестра Петровича на него вся надежда. Судьба Архангельска от сего зависит.

– Ну, мы тоже не лыком шиты! – У Крыкова боево вспыхнули краской верхушки скул.

– А то! – подмигнул Лунев и устало побрел к капитанской каюте.

* * *

…Но от судьбы не уйдешь. Пришла беда – отворяй ворота.

Григорий не успел сбросить со своих плеч дождевик, как внезапно бриг резко накренился, словно штурвальный круто переложил руль на борт. «Виктория» содрогнулась. Капитана отбросило на переборку так, что зазвенело в голове. Половицы вдруг заплясали под ним, и тяжелый, прикрученный к полу шкаф, гремя посудой и книгами, рухнул, едва не размозжив ему голову.

…Когда Лунев пришел в себя, то увидел, как ветер, ворвавшийся в каюту, хватал страницы рассыпанных книг и его капитанских бумаг; за разбитым стеклом пугающе вспыхивало и грохотало вновь почерневшее небо; в ушах ухала дьявольская наковальня, а голове было сыро.

Григорий коснулся волос и отнял пальцы, измазанные алым. «Стеклом посекло». Он был слишком ошеломлен, чтобы чувствовать боль. Ему повезло, порез был не сильный – кровью намок лишь приложенный к ране платок.

…Сквозь оглушающие раскаты грома слышался беспрерывный надрыв захлебывающейся рынды. «Какая тут к черту скрытность и маскировка!»

Он вдруг мучительно ощутил горечь своей вины. «Дур-рак, недогляда! Какого беса… уповал на Провидение? На Бога надейся – сам не плошай! Следовало приказать Крыкову встать на якоря!.. Вот она, цена… самонадеянной глупости! Что ж ты думал: ордена на кустах висят, а чины, как на панихиде свечки, раздают? Выкуси!»

* * *

Капитан Лунев рвал и метал – вверенный ему капитан-командором Иевлелевым бриг «Виктория», пробив днище, основательно сел на прибрежные рифы! Они, как отточенная рогатина, нанесли свой смертельный удар.

– Гусев где-е?! Какого дьявола не бросили якоря? Водкой согревались?! Канальи-и!

Лицо Григория угрюмо каменело, когда он смотрел на иглу компаса. Она плясала, что стрекоза, и всем находящимся на палубе чудилось, будто сырое небо раскачивается над их головами из стороны в сторону.

– Вот язва-то! Опять сука-шторм грядет, братцы… То первый знак! – Боцман Маслов сплюнул в сердцах и перекрестился. – Похоже, удача-то наша медным тазом накрылась…

Вскоре на палубу снова стали долетать пенные брызги с гривастых темнючих волн, которые бились о левый борт с таким гулом, словно то были мешки, наполненные звеньями якорных цепей.

…Собравшиеся на экстренный совет господа офицеры были крайне напряжены. Ждали капитана.

– Начали за здравие – кончили за упокой! – Крыков не находил своим рукам места. – Да уж, хороши дела – гаже некуда! Ведь сколько раз зарекался не пить ее, окаянную, а вот… Господи, прощенья мне нет…

– Будет, Петрович, на рану соль сыпать! И так тошно… Дело смертью пахнет, господа. – Гусев не спускал глаз с пылающего всполохами черного горизонта. – Злобная шутка сыграна с нами… Вот и справили службу капитан-командору… Как теперь упредить цитадель?

– Дело – табак… – Харитонов беспокойно задышал распаренным самоваром. – Еще бы знать, где эскадра этого вурдалака Юленшерна!

– Что вы тут трещите? – Крыков, отрезвев на ветру, вспыхнул факелом. – Шведы, небось, тоже не по ровной земле чалятся!

– Только избавь нас, брат, от своих прощальных бенгальских огней. – Гусев подавленно опустил голову.

– Да вы что-о?! – Афанасий в сердцах ударил кулаком по столу. – Забыли, какого мы роду-племени? Ты – русский! Русский! – Крыков тряс Гусева за грудки. – А этим все сказано, брат. Глядите, горе нашли! Страх вцепился в сердца! Мы что – бабы на корыте? Шторм не седлали ни разу? Да еть вашу мать! Моряки! Николай Львович, а ты-то что?! Разве не мы у пушки рождены, на барабане пеленуты? Рано думать о прощальном салюте в голову.

– Верно, Афанасий Петрович! Нам нынче опорой капитану быть следует.

В это время покосившаяся дверь распахнулась, и вошел капитан. Треуголка, плащ и лицо его влажно блестели. Ботфорты оставляли сырой след.

– Господа, положение крайнее, времени в обрез. Ваши предложения!

– С этого прикола нам не сойти, Григорий Алексеич. – Харитонов шумно вздохнул. – Сам спускался с Масловым: наружная обшивка, да и внутренняя – все к черту, до самого балласта.

– Течь велика?

– Слава Господу, нет: сели плотно… Риф, как пробка в бутылке… Помпы, понятно, работают… Зорин за главного, Григорий Алексеевич. Но сие все до нового шторма. Поднимется вода… Гадство! Эх, продавалось бы время – все бы потратил на него, до последней полушки…

– Ясное дело, не ты один бы… – Капитан дернул щекой. – Сколько до берега?

– Да, пожалуй, миля, не боле, ан без знания фарватера, при такой свистопляске… – Гусев обреченно покачал головой. – Барометр продолжает падать.

– Как далеко мы от устья Двины? – Григорий посмотрел на вахтенного офицера Горчакова.