Андрей Соболь: творческая биография

Таков сюжет рассказа «Человек с прозвищами». Разворачивая перед нами историю жизни одного, ничем не примечательного кривого еврейского портного, А. Соболь рисует широкую картину быта еврейского местечка рубежа веков с его экономическими и политическими проблемами, каждодневными заботами. Сначала это Панская Воля — местечко в Западной Белоруссии, недалеко от Немана, где евреи жили по соседству с польскими крестьянами, и улица, начинавшаяся у костела, заканчивалась у синагоги. Потом безымянное местечко у самой прусской границы, жители которого, не имея возможности прокормить свои семьи законным путем, промышляли контрабандой. И, наконец, исключительно еврейское местечко в черте оседлости — Мерея, которая «казалась жалким темным пятном; ютившаяся на двух невысоких холмах, она была похожа на горбатого»²². Все они словно на одно лицо, и автор даже не утруждает себя описанием, ограничиваясь скромными ремарками относительно характера протекающей в них жизни: «Местечко словно вымерло. Еще ниже пригнулись невзрачные домишки» (24), «Где-то бурлила жизнь, нарастали крупные события, а в местечке люди жили, словно отрезанные от всего мира какой-то невидимой стеной» (42). И за этими скупыми строчками возникает обобщенный образ еврейского местечка, отдаленного от крупных городов и основных транспортных магистралей, живущего своей собственной, тихой и размеренной, жизнью, где «умирали люди, рождались новые, справлялись свадьбы, происходили похороны» (42), где были свои Ротшильды и свои Гершеле Острополеры; местечка, практически неизвестного читателю русскому, но очень знакомого еврейскому читателю и по личному опыту, и по произведениям еврейских писателей Менделе Мойхер Сфорима, Ицхака Лейбуш Переца, Шолом-Алейхема и других, писавших на идиш.

И персонажи, населяющие это местечко, весьма традиционны в еврейской литературе. Каждый герой рассказа являет собой типически обобщенный образ, персонифицированную маску, которой присущи не только характерные социальные, но и устойчивые психологические черты.

Так, реб-Довид — «первый богач в местечке и первый заправила по контрабандной части» (36), традиционно скуп и заносчив, во всем ищет свою выгоду и наживается на несчастьях своих соседей. Будучи человеком зажиточным, он отказывает в содержании и помощи вторично осиротевшему Нахману под весьма благовидным предлогом: «Люди мы небогатые, самим трудно. Лишний человек — лишние заботы» (38). Или образ никогда не унывающего портного Вольфа-Бера, с которым в жизни Нахмана начался «новый период… — самый светлый» (40). «Вольф-Бер не похож на других, с ним можно обо всем говорить, и он охотно отвечает на все и часто, часто смеется… Старенький он, но держится бодро и за работой или напевает под нос, или разговаривает» (40). У Вольфа-Бера всегда находится доброе слово для своего ученика и подходящая шутка на любой случай. Для Вольфа-Бера, как и для лирического героя стихотворений А. Соболя, чувство юмора оказывается спасительной соломинкой, которая помогает удержаться на плаву: «…скажите мне, евреи, почему мне не смеяться, если я уже вдоволь наплакался» (38–39). У него хватает сил на улыбку даже тогда, когда реб-Довид лишает его крова: «Хороший человек реб-Довид. Хе-хе… Вольф-Бер маленький человек, может обойтись без 20 рублей, а реб-Довиду они нужны. Вольф-Бер заплатил за квартиру до следующей зимы, а реб-Довид теперь просит: будьте добры, сделайте мне одолжение, уезжайте, я вас прошу. Что же, почему хорошему еврею не оказать услуги? А двадцать рублей? Хе-хе… Зачем отдавать их обратно? Хе-хе…» (41).