Андрей Соболь: творческая биография

В этом эпизоде впервые в рассказе сталкиваются позиции нормы и антинормы. До этого в тексте преобладала точка зрения повествователя, который лишь излагал историю прошлого, обосновывая и оправдывая ее с позиции настоящего. И только здесь отчетливо проявляется противопоставление естественных человеческих взаимоотношений, являющихся нормой для Зоси, Мины, безногого и самого автора, и неадекватного их восприятия Петькой, который привык к, по сути своей, аномальным отношениям, известным ему по личному опыту. Причем эта неадекватность восприятия прекрасно осознается героем-рассказчиком с позиции настоящего: «Другой раз подсмотрел: они разговор ведут; не так жидовочка, как безногий, а у безногого лицо такое хорошее было, такое из себя доброе. Видимо, хороший человек был, очень такой несчастный, а хороший, еще совсем молодой. Теперь такое рассуждение мое, а в ту пору другое было, читай не так: на всех плевал, и что мне безногий? Безногий и есть» (236) или «Я-то подслушиваю, а понять не могу: зачем такой разговор? Все Христа поминают… А у безногого голос-то какой был! Так и шел в душу. А мне дикость одна. Жидовка да про Христа!» (237). Более того, он проговаривает, может даже еще не осознавая этого, причину такого восприятия. Решив подглядеть, что происходит в комнате безногого, когда приходит Мина, Петька объясняет: «Безногий, безногий, а руки есть. Поди-ка, жидовочку знай себе обнимает! Чего глядеть-то: жидовочка, как девица, ничего из себя приятная» (236), и тут же оговаривается: «Такое я думал, иное и в голову бы не пришло. Уж что и говорить, подлый я был, сказано раз, что по мне так было: что домик, что баба» (236).

Андрей Соболь выбирает самый простой и самый действенный способ демонстрации всей глубины и ужаса деформации Петькиного сознания, противоестественности и неадекватности его мировосприятия.

На протяжении всего рассказа герой описывает совершенно аномальные с точки зрения автора и предполагаемого слушателя/читателя явления жизни общества (проституция, воровство и т. д.). Но практически для всех персонажей рассказа и для самого героя в позиции прошлого эти явления оказываются нормой и воспринимаются как совершенно естественные. Петька не знает других женщин, кроме злой матери, ее проституток, сварливых жен своих хозяев, и не знает иного отношения к женщине, кроме как к объекту физического наслаждения, именно поэтому он не видит, не принимает чистоту Мины, именно поэтому бездумно губит ее, содействуя пану Витольду в его преступных намерениях. Для Петьки, твердо усвоившего, что все женщины продажны и грязны, самоубийство обесчещенной Мины становится причиной серьезного нравственного кризиса.

Характерная для русской гуманистической традиции проблема пробуждения прекрасного в человеке обычно воплощается в литературе в типичном сюжетном ходе, когда человек, отличавшийся духовной слепотой, безжалостностью, черствостью и жестокостью, вдруг в определенных обстоятельствах проникается ощущением красоты и хрупкости жизни и проявляет лучшие стороны своей души — сострадание, сочувствие, заботу о слабом и беззащитном (В. Короленко «В дурном обществе», Л. Андреев «Ангелочек», «Предстояла кража», «В подвале» и др.) ²⁹.

У А. Соболя совершенно иная ситуация. Петьку не способны пробудить ни доброта Семен Егорыча, ни внутренняя красота безногого, ни духовная чистота Мины. По Соболю, человек, который не знал прекрасного и чистого, не распознает, не понимает, что это такое. Сам не видевший добра и сострадания, Петька не способен к сочувствию, любви, жалости. Бывший «униженным и оскорбленным», на своей шкуре испытавший власть более сильных, Петька, сам став сильным, реализует известный ему стереотип поведения. Он не может быть другим, так как не знает, как это — быть другим.