Андрей Соболь: творческая биография

Сам рассказ представляет собой исповедальный монолог героя, обращенный к лечащему врачу-еврею. Если национальная принадлежность героя выясняется из контекста, то национальность доктора и сумасшедших, о которых пойдет речь, акцентируется с первых строк: «…Доктор, я звал вас вчера несколько раз, но вы не приходили. Почему?.. Пришел другой доктор — русский. Правда, он очень хороший человек, но он не еврей и поэтому не сможет меня понять. Не поймет и не поверит, а вы поймете. На чем мы с вами, доктор, в прошлый раз остановились? Да, — на сумасшедших из местечек!» («Мои сумасшедшие», 5). Чем не хрестоматийное подтверждение расхожего определения русско-еврейской литературы как литературы, которую создает еврей для евреев и о евреях на русском языке? Однако постоянное подчеркивание «еврейскости» описываемого в рассказе («еврейские глаза», «еврейское местечко», «еврейские девушки», «еврейские дети» и т. д.) дает неожиданно обратный эффект. При всей еврейской маркированности текста большинство представленных в рассказе ситуаций вполне узнаваемы для русского читателя: «Скучно! На маленьком вокзале местная интеллигенция: сестра резника, племянница раввина, брат фельдшера. И все ждут нового человека. У девушек красные зонтики, на мужчинах чесунчевые косоворотки» (10). Обычное российское захолустье, с его провинциальной скукой и вечным, почти болезненным вниманием ко всякому происшествию. Но то, что это не просто российская провинция, а еврейское местечко придает особую значимость словам о товарище, который «привезет брошюрки, листовки» и «расскажет… расскажет про новые дали» «им, запертым» (10–11). Запертым в буквальном смысле этого слова — в пределах черты оседлости и процентной нормы (на проживание, получение образования, трудоустройство). Таким образом, в этом рассказе «еврейская тема» не просто становится центральной, как во многих произведениях А. Соболя 1910х годов, но придает совершенно особое звучание общегуманистическим проблемам.

Здесь мы не найдем специфических соболевских аспектов «еврейской темы» — вопроса о евреях в русской революции, проблемы самоидентификации и ассимиляции. И дело не в том, что сами проблемы для автора уже не актуальны, а в том, видимо, что узко-национальный подход слишком их ограничивает. Вопрос о евреях в революции меркнет рядом с вопросом о смысле и целесообразности революции как таковой. А проблема национальной самоидентификации перерастает в проблему ценности отдельной человеческой личности, ее уникальности и неповторимости, проблему права человека быть самим собой.