Андрей Соболь: творческая биография

Наиболее достоверным источником в данном случае нам представляется статья С. Хлавны «Обожженные лавой», где приводятся отрывки из писем 1917 г. А. Соболя к жене и друзьям²². Известие о Февральской революции А. Соболь получил 12 марта 1917 года на Кавказе, когда «от мира живого мы были отрезаны снежными вьюгами, волчьими тропами и заметенными горными тропинками»²³. В тот же день он писал жене: «Ричик, если б ты знала, какими надеждами я переполнен… одно могу сказать: пришел час, когда не жаль и радостно отдать свою жизнь…». Казалось, революция принесла свободу. Стало возможным жить под своим именем, и даже поступить, ему — еврею, в IV школу прапорщиков в Петербурге. Но изменив государственное устройство, революция не изменила сознание людей. Впервые Андрей Соболь почувствовал это в школе прапорщиков, где царил «густой душок юдофобства»²⁴, и откуда пришлось уйти, не окончив курса, но успев, однако, по ходатайству Б. Савинкова получить назначение в 12 армию комиссаром Временного правительства. И именно там, на фронте, стало очевидным: «конец будет плохой для всех» (из письма Соболя Вл. Лидину). Менее чем через полгода на смену прежним надеждам приходит разочарование. «…Нет свободной России — вместо нее вакханалия свободы; нет любви к родине — ее заменило равнодушие; нет борцов за свободу — есть беглецы с революционных постов, беглецы с поля битвы, где решаются судьбы революции, России, мира… Неужели конец всему? И надо сложить руки и дать грязному потоку контрреволюции смыть все, что было куплено столь дорогой ценой?» — эти возмущенные и гневные слова А. Соболь выплеснет в своих статьях. В письмах будет звучать лишь горечь и страшная усталость, кошмаром станет осознание собственного бессилия, бесполезности всяческих действий при необходимости действовать: «4 октября …я уже третью ночь не сплю, а завтра утром назад: доканчивать начатое, снова и снова прилагать все усилия, чтобы хоть слегка прозрели люди, чтоб поняли, как безумно и слепо они губят революцию, страну, себя…»; «18 октября… толпа хулиганствующих солдат разгромила гауптвахту и освободила 32 арестованных — все уголовные. И все потому, что утром было запрещено торговать казенными вещами. И эта толпа бросилась, по дороге избив двух неповинных офицеров, требуя смерти коменданта и т. д… Опять речи к прибывшим частям, опять уговоры, опять разъезды — это пока. Что будет дальше — посмотрим…»

Каторга в свое время развенчала идеи сионизма и привела А. Соболя к эсерам, эмиграция заставила разочароваться в романтике террористического движения, а реальность Первой Мировой войны разрушила романтизированный образ революции и ее защитников. И когда в октябре на Северный фронт в штаб 12-й армии придет «известие о восстании в Петербурге», Андрей Соболь будет писать жене и друзьям: «Мы сейчас расплачиваемся за ошибки тех, кто нянчился и сентиментальничал с большевиками…», «…самое страшное во всем, что окончательно и бесповоротно пришел его величество Хам и тяжелыми сапогами придавил все, плюнув на все…» Можно сказать, что революцией для А. Соболя были Февральские события, а Октябрь так и остался восстанием, переворотом, когда знамя революции было сорвано, а «вместо него поставлено другое, черное и кровавое» ^25.