Андрей Соболь: творческая биография

Изначально монологи триады героев резко контрастируют с фоновой речью повествователя, главные свойства которой — неторопливость, размеренность, связность и логичность. Устойчивые синтаксические повторы («Весь декабрь месяц 1916 г., не переставая бушевала вьюга: и днем, и ночью по окрестным отрогам плясали ветры, выли, перекатываясь с одной вершины на другую, и от зари до зари тянулись вниз седые космы, и в бесконечных, как морские буруны, снежных прядях путался крохотный городишко Битир, рано тушил огни, потихоньку творил молитвы, пек пироги и шаньги, изредка позванивал в колокола, саженями жег дрова, греясь на лежанках, и больше всего спал, хотя ел и пил не мало» (7), нагромождение перечислений и перечней («… и в одно русло текли железные лопаты, Иваново-Вознесенский миткаль, тульские самовары, черниговские ширинки, крымские пахучие табаки, костромские вышивки синелью по канве, горбатовские ножи и вилки, верхнеудинские бродни, саратовская пестрая сарпинка, баргузинские меха, костромское полотно, мальцевская посуда, батумский кишмиш, вятские деревянные изделия, лодзинские сукна, симферопольские сласти, ярославские ткани, варшавские безделушки, уцелевшие за войну в московских складах, швейные машины, граммофоны и екатеринбургские разноцветные камни» (12)), размеренная интонация повествования, остающаяся неизменной независимо от того, что становится предметом описания — битирские пейзажи или драки ямщиков, кошевки с товарами или сани с проститутками, в первой главе романа подчеркивают незыблемость и нерушимость веками устоявшегося уклада жизни. Во второй главе это впечатление закрепляется эксплицитно: «В первый год войны Битир испугался: решил, что с ярмаркой покончено, что пришли суровые времена, что новые судьбы надвинулись на Россию, но уже на второй год понял, что галицийским кровавым полям не перебить пути, по которому мчались и будут мчаться люди с мадерой, с цыганскими хорами, с плотными бумажниками, с восточными сестрами и рижскими девицами, одетыми под мальчиков» (19). В речь повествователя гармонично вплетаются голоса жителей Битира, для которых ярмарка — ежегодное обыденное событие, позволяющее получить немалый доход и безбедно прожить до следующей зимы: «Мать, январь будет ладный, глянь-ка. Январь ядреный — какова-то ярмарка будет. Ежели в этом годе не понаедут купцы — пропал наш Битир, заплесневеет» (9).