Андрей Соболь: творческая биография

А. Соболь сталкивает в своем романе две системы миропонимания, два типа мышления и использует для их текстового воплощения формальные и образные средства двух уже сложившихся художественных систем, наиболее адекватных данным типам сознания, создавая, таким образом, синтетическое формально-смысловое единство в пространстве одного текста.

«Бред продолжался» — этой фразой заканчивается роман «Бред». И этот бред становился реальностью, явь которой немыслимее всякого бреда. Но если главный герой «Бреда» и виновник всего случившегося Георгий Николаевич Позняков погибает в первые же минуты массового безумия, успев понять, что произошло, но не увидев всей глубины и всего ужаса закружившей страну «водоверти» (А. Соболь), то герой следующей повести «Салон-вагон» оказывается захлестнутым этим потоком и ему остается только молча наблюдать, как погружается на дно старая Россия, подобно сгинувшей некогда Атлантиде.

2.2. Творчество Андрея Соболя рубежа 1910–1920-х гг. Повесть «Салон-вагон»

Мозг, расширившись, как глаза у испуганного зверя, приучается воспринимать раньше невыносимую катастрофичность.

В. В. Маяковский

«Октябрьская революция ознаменовала собой начало новой эпохи. …В России началась эра великих беспримерных перемен. Она положила начало коренным изменениям ХХ века. Новизна стала качеством особого рода: появилась новая общественная элита, новый экономический порядок, был „обновлен“ и марксизм, идеи которого перевернули с ног на голову, поскольку пролетарской революции не предшествовала капиталистическая фаза, были введены новые правила правописания, новый календарь, возникли новые учреждения»¹. Революция создает новую реальность, которая остается новой как минимум для нескольких поколений, еще помнящих предшествующую социально-культурную норму. Совершенно закономерно, что в 1920-е годы в литературе, как и во всех сферах общественной жизни, формируются два полюса восприятия: уже с позиции новой реальности (В. Маяковский, В. Брюсов, М. Горький и др.) и еще с позиции старой (И. Бунин, Д. Мережковский, О. Мандельштам и др.). Но между этими полюсами оставался некий пласт «нейтральной» территории, в литературе 1920-х «закрепленный» за «попутчиками».