Читаем Андрей Соболь: творческая биография полностью

Образ Гилярова в контексте творчества А. Соболя далеко не оригинален и вполне предсказуем, будучи вписанным в уже сложившуюся концепцию героя, о которой мы говорили в первой главе. «Загадочный круг» жизни Гилярова, который «ковался… и куется дальше, забрав, забирая в себя, словно назло всему земному, разумному, но во имя неразумного свыше, неразумно нужного, и Черемховский рудник с вагонетками, и номер в петербургской „Астории“ с чемоданом бомб в ногах английского инженера Джона Уинкельтона, и кандалы, и лодку душегубку, плывшую по Амуру вниз, к океану, к Азии, к воле, и смертный приговор, выслушанный в здании военного суда, и ночное парижское кафе возле Halles, …и сербский походный госпиталь, где корчились от ран стройные македонцы. И гул снарядов над Лесковацом, и бегство в Ниш, и палубу норвежского угольщика, и переполненный и взвинченный толпой коридор Смольного, и залы Таврического дворца» (II, 57–58) полностью повторяет традиционный для героев Соболя круг — подпольная террористическая деятельность, арест, тюрьма/каторга, эмиграция, первая мировая война, — заканчиваясь революцией. Но революция становится точкой отсчета нового мироустройства, она порождает новую реальность, абсолютно неадекватную идеальным представлениям о ней, сформированным в сознании людей революции рубежа веков, каким был Гиляров. Вместо того «светлого царства», о котором на Каме рассказывал солдатам капитан Ситников, перед Гиляровым разворачивается «страшная водоверть»: «Вскрылась река. Не угадали мы часа, уговаривали себя, что вскроется она смиренно, ласково в положенный день. Ведь мы ученые, знаем законы природы, недаром изучали их годами по Парижам, Женевам — и сели, бог мой, с каким треском! С какой убежденностью мы талые места заклеивали бумажками. Умники, умники, алхимики всякие, законоведы. И летят вверх тормашками все законы. И ученые тож, с приборами, с выводами, с барометрами и словами» (II, 124). Пророческими оказались слова Ситникова: «пошлите к дьяволу все газеты, все передовые и задовые, пинком опрокиньте все трибуны, разметайте по ветру все книжки, брошюрки, реляции и резолюции. Оставьте только одну резолюцию: желаем, чтоб все похерить» (II, 70).

Напомним, что в первой главе, рассматривая внутреннюю, духовную биографию героев А. Соболя, мы выявили следующую закономерность. Некоторые события внешней жизни, лично затрагивающие героя, (теракт в «Пыли», гибель сына в «Человеке с прозвищами», самоубийство Мины в «Ростом не вышел», личные драмы жены Зины и сестры Дуни в «Людях прохожих») приводят его к прозрению: он начинает видеть мир не сквозь призму обыденного сознания, а таким, какой он есть на самом деле. Лишенный благообразного покрова привычного стереотипа восприятия (бытового или революционного — в данном случае не важно) мир предстает перед героем в резких контурах и контрастных красках. Прозрение приводит героя к необходимости выбора: либо жить в привычной системе координат, что ведет к серьезному внутреннему конфликту, либо коренным образом изменить стиль жизни, направление поиска, сориентировав его в соответствии со своим новым мироощущением. Так или иначе, но автор подводит своего героя к необходимости действия, которое не производит никакого переворота в мироустройстве, но оказывается значимым для самого героя, сделавшего свой выбор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение
Поэтика Достоевского
Поэтика Достоевского

«Мы считаем Достоевского одним из величайших новаторов в области художественной формы. Он создал, по нашему убеждению, совершенно новый тип художественного мышления, который мы условно назвали полифоническим. Этот тип художественного мышления нашел свое выражение в романах Достоевского, но его значение выходит за пределы только романного творчества и касается некоторых основных принципов европейской эстетики. Достоевский создал как бы новую художественную модель мира, в которой многие из основных моментов старой художественной формы подверглись коренному преобразованию. Задача предлагаемой работы и заключается в том, чтобы путем теоретико-литературного анализа раскрыть это принципиальное новаторство Достоевского. В обширной литературе о Достоевском основные особенности его поэтики не могли, конечно, остаться незамеченными (в первой главе этой работы дается обзор наиболее существенных высказываний по этому вопросу), но их принципиальная новизна и их органическое единство в целом художественного мира Достоевского раскрыты и освещены еще далеко недостаточно. Литература о Достоевском была по преимуществу посвящена идеологической проблематике его творчества. Преходящая острота этой проблематики заслоняла более глубинные и устойчивые структурные моменты его художественного видения. Часто почти вовсе забывали, что Достоевский прежде всего художник (правда, особого типа), а не философ и не публицист.Специальное изучение поэтики Достоевского остается актуальной задачей литературоведения».Михаил БахтинВ формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Михаил Михайлович Бахтин , Наталья Константиновна Бонецкая

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука