Повесть «Человек и его паспорт» была своеобразным последним аккордом партитуры революционной симфонии в творчестве А. Соболя. Завершение гражданской войны и обустройство нового, социалистического быта потребовало новых усилий в жизни и новых тем в творчестве. Но желание «разрубить проклятые узлы
», в которые связывалась и «ревность…, и неудачная писательская судьба, …ощущение писательского бессилия»21, привела Соболя, как и его героя, к попытке самоубийства. «Писатель Андрей Соболь, желая покончить самоубийством, принял большую дозу морфия. В тяжелом состоянии Соболь отправлен в I Городскую больницу. Причины покушения не установлены. В 12 часов дня врач больницы сообщил нам по телефону, что состояние А. Соболя удовлетворительное»22, — такое объявление было помещено в «Вечерней Москве» 23 октября 1924 года. А через несколько дней, придя в себя, А. Соболь признался Н. Ашукину, что для него «ужасна его ошибка на 20 минут: в жизни все зависит от случайности, — прими я морфий на 20 минут раньше, меня бы не спасли… Я не могу писать — в этом моя трагедия. Я только писатель, но вот не могу писать, не чувствую никакой зацепки общественной. Все утешения мне смешны»23.Отсутствие внешней раздробленности, постепенное преодоление реального хаоса действительности ничего не изменит в сознании писателя. Как в первые пореволюционные годы он писал о развороченной революцией и войной России и о неустойчивости, предельности бытия сознания в ситуации постоянной неустроенности, так в 1925–1926 он будет писать о душе, развороченной и сожженной любовью, судьбу которой, однако, попытается устроить. «Ричард, гениальный человек и гений дружбы, спасай! Спасай своего бедного Лауридса; твой Лауридс погибает, твой Лауридс погибнет, если ты не выручишь его, твой Лауридс утонет, если ты не поспешишь ему на помощь, если ты ему, утопающему, не кинешь спасательный пояс дружбы, изобретательности и любви. Вода заливает мне уши, я глохну, я уже оглох, еще немного — и моя борода уляжется меж подводными камнями. Я делаю последние усилия, чтобы удержаться на поверхности, но уже вижу, как крабы впиваются в мое тело, как липкие водоросли сводят мои пальцы
» 24 — этот вопль погибающего в водовороте любви датского художника Лауридса Риста удивительно созвучен воплю Гори, захлестнутого водовертью революции: «… весь разворочен, места живого нет. Есть такая штука, что разворачивает. Имя этой штуке простое: революция… […] трупом живым несись по волнам, плавай, пока тебя раки не слопают» («Человек за бортом», III, 43).Повесть о любви Лауридса Риста и о спасительной игре Ричарда Рандольфа — «Рассказ о голубом покое в девяти неправдоподобных главах» — была написана Андреем Соболем после поездки в Италию, на Капри, впечатления от которой и легли в основу текста.