Андрей Соболь: творческая биография

Идея слова как пророчества, а писателя как пророка, мудреца, мученика и вождя стала проклятием русской литературы. О ее зарождении писал В. Ходасевич: «В тот миг, когда Пушкин написал „Пророка“, он решил всю грядущую судьбу русской литературы; указал ей „высокий жребий“ ее: предопределил ее „бег державный“. В тот миг, когда серафим рассек мечом грудь пророка, поэзия русская навсегда перестала быть всего лишь художественным творчеством. Она сделалась высшим духовным подвигом, единственным делом всей жизни… Пушкин первый в творчестве своем судил себя страшным судом и завещал русскому писателю роковую связь человека с художником»¹. На рубеже веков эта связь ощущалась особенно остро. Ее тяжесть чувствовал А. Блок: «Писатель — обреченный; он поставлен в мире для того, чтобы обнажать свою душу перед теми, кто голоден духовно… Может быть, писатель должен отдать им всю душу свою, и это касается особенно русского писателя. Может быть, оттого так рано умирают, гибнут, или просто, изживают свое именно русские писатели, что нигде не жизненна литература так, как в России, и нигде слово не претворяется в жизнь, не становится хлебом или камнем, как у нас»². Ее жертвами стали С. Есенин, для которого дар «петь» был даром «яблоком падать к чужим ногам», и В. Маяковский, реализовавший и в жизни, и в творчестве одну из сильнейших своих метафор: «душу вытащу, растопчу, чтоб большая! — и окровавленную дам, как знамя…», и А. Соболь, о котором никто не знал, где «у него кончается игра и где начинается действительность»³. Не случайно в статьях 1920–30-х годов три имени: Есенин, Соболь, Маяковский — выстраивались в один ряд⁴.

Интерпретируя тезис Юрия Тынянова об «обратной экспансии литературы в быт», Ш. Маркиш писал: «В читательском восприятии биография писателя иногда сливается с его творчеством, с созданным им героями, и возникает „литературная личность“ — своего рода миф Байрона, Пушкина, Лермонтова, который обычно далеко не совпадает с „подлинником“ и живет собственной жизнью»⁵. Однако специфика читательского восприятия — это лишь одна грань проблемы. Вторая — специфика само-осознания творческой личности, ее самоидентификация в историческом и культурном контексте эпохи.