Ангел мой, Вера

Выручил своих корпусной командир, генерал Васильчиков, отписавший государю: «Я не могу согласиться с мнением, что останавливать производство в полку было бы средством прекратить болтовню; напротив, при настоящих обстоятельствах это лишь увеличит толки, так как наказание пало бы не только на виновного, но и на невиновного… произвол во время брожения умов может иметь прискорбные последствия». Как только Семеновский полк прекратил свое существование, государь сменил гнев на милость. Даже для признанного кавалергардского «болтуна» — полковника Шереметева — обошлось без взыскания.

В октябрьской книжке «Невского зрителя», запоздавшей на месяц, вышла злая, очень злая сатира за подписью «Рылеев» и под названием «К временщику». Каковы бы ни были мнения читателей об ее художественных достоинствах, в адресате единодушно опознали графа Аракчеева. Самые внимательные уверяли, что в ней эзоповым слогом «всё прописано», от скудости военных поселений до новейших налогов. Говорили, что Рылеев многое позаимствовал в напечатанной десятью годами ранее «персиевой сатире» г-на Милонова, вплоть до «пронырствами взнесенного злодея». Однако же Милонов не посмел ввести в свою сатиру Кассия и Брута… В обществе ходил анекдот о ловком ответе цензора, предложившего его сиятельству лично отметить во «Временщике» те места, которые тот изволил принять на свой счет. Столь опрометчивого поступка Аракчеев, разумеется, не совершил. Правда это была или нет, но автору и цензору публикация сатиры и впрямь сошла с рук.

В апреле последовал приказ по гвардейскому корпусу о выступлении в западные губернии. Предстояло готовиться к долгой разлуке. Вера Алексеевна, носившая второго ребенка, пообещала писать при каждой оказии. Проводив мужа, она отправилась в Москву к родителям, как было условлено, и там в августе родила мальчика, которого крестили Александром. Вспоминая пышные крестины Валериана Канкрина, Вера Алексеевна невольно улыбалась: церемония была скромная, крестными выступали брат Алексей с маленьким сыном, сестра Любинька и «девица Митрополова», иначе сказать Софьюшка.

Чтобы позабавить мужа, к следующему письму она приложила чернильный оттиск младенческого пальчика, а на полях набросала карандашом две детские головки. Артамон отвечал неисправно, зато превесело — рассказывал всякий вздор, жаловался на ужасные дороги, хвалился удачно проведенными маневрами, юмористически повествовал об адресе витебского дворянства «за кроткое господ офицеров обращение». Витебское дворянство благодарило русскую гвардию за «облегчение местных жителей во всем, из уважения к расстроенному сей страны положению, когда по ощутительному недостатку помещиков и крестьян в пропитании многие воины вспомогали бедняков из собственного своего провианта»…

Весной 1822 года, проведя в западных губерниях почти год, полк выступил в обратный путь. В Гатчину кавалергарды прибыли 27 июня. Никоше Муравьеву был тогда год и десять месяцев, Сашеньке, никогда не видевшему отца, шел десятый месяц.

Сашенька, пухленький и круглолицый, настоящий бутуз, издал громкий крик и заболтал ножками в вязаных башмачках. Никоша, темноволосый, но чертами лица уже явственно похожий на мать, спрятался за m-lle Sophie и смотрел, широко раскрыв рот и не моргая. Личико его, и без того бледное, сделалось совсем фарфоровым от страха… отец, которого он, разумеется, не помнил, должен был казаться ему огромным и громогласным.

Никоша уже собирался зареветь, когда Артамон вдруг сам догадался, что пугает мальчика. Он присел и снова протянул к сыну руки. Теперь, когда отец не возвышался над ним, как башня, Никоша набрался смелости, выпустил юбку m-lle Sophie и, со слезами на глазах, сделал шажок навстречу. Артамон поднялся с сыном на руках, потормошил его, слегка подкинул, не зная, как еще развлечь. Никоша от смущения отворачивался, но на вопрос, не страшно ли ему теперь, шепотом ответил: «Неть». К вечеру он уже перестал дичиться и, прерывисто вздыхая от радости, карабкался, как обезьянка, по сидевшему на диване отцу. Артамон боялся шевельнуться, чтобы не уронить или не придавить ребенка, однако за проделками Никоши наблюдал с явным удовольствием. Только когда подали чай и нужно было пересесть, он попросил взять мальчика.

Глава 13

Осенью Артамон взял отпуск сроком на четыре месяца, убедил Веру Алексеевну оставить подросших детей на попечение няньки и m-lle Sophie и повез жену к морю, в Гапсаль.