Ангел мой, Вера

Сергей развернулся к нему… и усилием воли заставил себя не выказать удивления в присутствии гостя.

— Да, ведь ты с нами, — спокойно произнес он, и только дрогнувшие в улыбке уголки губ выдали его радость…

— Это здесь, на юге? — уточнил Грибоедов.

— И в Петербурге тоже. Также мы рассчитываем, что к нам присоединятся военные поселенцы! — воскликнул Бестужев.

— Иными словами, за вами чуть более одной дивизии, и то не наверняка, — сказал Грибоедов, не сводя с Мишеля глаз. — И этакими силами вы рассчитываете сменить государственный строй?

— Послушай, Александр, нельзя же быть таким, извини меня, равнодушным… — начал Артамон.

— А я бы сказал — нельзя быть таким непредусмотрительным.

Сергей прикусил губу.

— Скажу честно, я ожидал от вас больше гражданского бесстрашия. Конечно, легко говорить тому, кто в стороне от…

— Но вы, господа, кажется, хотели видеть меня не в стороне, а с вами? Тогда извольте выслушать мое мнение. Или вас интересуют те только, кто с вами во всем согласен?

— Князь, скажите вы хоть что-нибудь!

Трубецкой молча пожал плечами.

— Я, во всяком случае, надеюсь, что при всей разнице мнений этот разговор останется между нами, — колко заметил Сергей.

Грибоедов вспыхнул…

Артамон примирительно развел руки.

— Господа, господа, не надо горячиться. За сдержанность Александра Сергеича я ручаюсь честью, ну а ты, Сережа, остынь, ради Бога. Александр, честное слово, ты меня удивляешь, я ожидал от тебя большего сочувствия… или хотя бы интереса, что ли.

Грибоедов дернул плечом, отводя его руку.

— Господа, ну о чем вы говорите, честное слово?.. Это даже и не серьезно.

— Я предлагаю оставить этот разговор до завтра, — перебил Сергей. — Мы все погорячились, и я первый прошу извинения. Завтра, Александр Сергеич… До завтра у вас будет время обдумать наше предложение, ну а если ваше суждение останется прежним… что ж, мы расстанемся друзьями. Мое мнение о вас ничто не переменит.

— Вы ведь будете завтра? — спросил Трубецкой.

Грибоедов кивнул.

Глава 16

— Завтра у Трубецких, Веринька, господин Грибоедов будет читать свою пьесу! О ней год назад столько разговоров было… У нас ее читали, в отрывках только.

— О чем же пьеса? — с улыбкой спросила Вера Алексеевна.

— О любви, помнится, — уклончиво ответил муж, который сам не очень-то твердо помнил, о чем. К новейшей отечественной литературе он вообще питал труднообъяснимое подозрение, предпочитая то, что было в моде лет десять назад, и с сожалением говаривал: «Всё равно, как Вальтер Скотт, у нас не напишут».

— Да, Вера, что я рассказать-то хотел… я ведь виделся с Сержем! С кузеном-то, с Муравьевым-Апостолом. Ты себе не представляешь, какая вышла удивительная встреча…

— С Сержем? — переспросила Вера Алексеевна.

— Ну да, помнишь, он был у нас как-то раз. Я потом про наши московские дела тебе рассказывал… Господи Боже мой, неужто ты забыла?

— Рассказывал… — повторила она, ощутив, как накатывает какое-то странное оцепенение, даже равнодушие к словам Артамона, словно от ног к груди поднималась ледяная волна. — Рассказывал, рассказывал… Да, так что же, о чем вы нынче говорили?

— У них, Веринька, снова общество, и Серж хочет моего участия. Ты даже не представляешь, как я рад, что они меня не забыли, ангельчик мой. И ведь он сам, первый…

Вера Алексеевна усилием воли заставила себя слушать внимательнее…

— Общество — как в Москве?

— Да, то есть не вполне… — Артамон вдруг замолчал и подозрительно взглянул на жену. — А что?

— Нет, ничего, — бесстрастно ответила та. — Тебе мало было прошлого раза?

Муж сердито прикусил губу… Еще живо было воспоминание о том, как он, чуть не в слезах, жаловался ей на московских кузенов. Теперь он и обиделся, и рассердился — оттого что Вера Алексеевна не разделила его восторга, а главное, напомнила о минувшем позоре, о котором он всячески старался забыть.

— Я и вовсе не понимаю, зачем тебе все это рассказываю, — запальчиво начал он. — Женщине это, должно быть, и непонятно, и неинтересно.

Вера Алексеевна подняла глаза… взгляд у него был одновременно сердитый и умоляющий. Ощущая тугой звон в ушах, словно поднимаясь из-под воды, она хотела было что-то ответить, но Никоша, очевидно напуганный странно неподвижным материнским лицом, подошел к ней, прижался к коленям, исподлобья взглянул на отца. Опасная минута прошла — Артамон заставил себя улыбнуться сыну, Вера Алексеевна вспомнила, что еще не отдохнула толком с дороги…

— Потом, Артамон. Всё потом.

Она встала, позвала m-lle Софи и вышла вместе с Никошей в соседнюю комнату… Артамон так и остался стоять столбом, глядя вслед Вере Алексеевне.