Ангел мой, Вера

«Какое нынче число?»

— Седьмое декабря.

Где-то стукнула дверь, в коридоре послышались шаги. Софьюшка, заглянув в комнату, поманила барыню. Вера Алексеевна вышла, и за стенкой заговорили.

— Тёма, к тебе твой ротмистр Семичев, просит принять, — сказала она, вернувшись, и с сомнением взглянула на мужа. — Я даже и не знаю…

Артамон приподнялся на подушках и помахал рукой: ничего, впусти.

— Извините, ротмистр, что встречаю в таком виде, — хрипло заговорил он, указывая гостю на кресло. — Расхворался некстати… Каково отпуск?

Семичев сел, из вежливости спросил про здоровье, про семью.

— Я без вас, ротмистр, смотрел ваш эскадрон. Скажу честно, остался недоволен. Прилежания не вижу, люди ленятся на ученье, упражнения выполняют не чисто, а унтер-офицеры в ус не дуют…

Семичев терпеливо слушал. На лице у него отразилась привычная скука: Артамон Захарович, с чисто немецким педантизмом, взялся «зудеть», как выражались младшие офицеры, и даже болезнь ему в этом не мешала.

— Я вам вот что посоветую: составьте повзводно именные списки и примечайте, кто небрежен. И взыскивайте, иначе толку не будет. Да вы не сердитесь! Уж и обиделись… Я ведь не со зла, а для пользы дела. Ну, расскажите лучше, что в Киеве.

— Вам письмо от Сергея Иваныча, — свистящим шепотом, оглянувшись на дверь, произнес Семичев. — Велено передать лично в руки.

Артамон развернул письмо. «Жаль, что ты не заехал ко мне на обратном пути из Киева, я, признаться, тебя ждал, — писал Сергей. — Я слышал, ты намерен просить отпуска, однако прошу тебя повременить, ибо обстоятельства переменились и время больших событий настало. Скоро я сам буду у тебя с новостями…»

Артамон, не дочитав письма, откинулся на подушки.

— Ответ будете писать? — осторожно поинтересовался Семичев.

Больной молчал долго, очень долго… Семичев даже подумал, что он заснул.

На следующий день пришло письмо от сестры. «Богу угодно было отозвать от нас обожаемого нами монарха. Ты можешь себе легко представить, какое уныние во всех сердцах».

Он крикнул на весь дом: «Вера!» — тут же, не дожидаясь, выбрался из постели, спешно набросил халат… Вбежавшая Вера Алексеевна схватила мужа за руку:

— Ты что? Дурно тебе?

— Вера, государь умер!

Вера Алексеевна испугалась:

— Как же теперь?

— Должно быть, коронуют великого князя Константина, он следующий по старшинству, — ответил Артамон, успокаиваясь, и пошутил: — Наше дело маленькое, нам начальство скажет, кому присягать.

Вера Алексеевна нахмурилась на эту шутку.

Умер император Александр, и с ним умерла прежняя эпоха…

Болеть просто так, бездейственно, Артамону быстро наскучило. Как только миновала непосредственная опасность, он тут же велел майору Головину, явившемуся к нему, как обычно, за вестями о самочувствии, звать прочих офицеров к обеду и к чаю. Вскоре в доме собралась целая толпа, и с каждого полковник Муравьев взял слово, что тот непременно будет приходить обедать и пить чай, пока дело окончательно не пойдет на поправку. От громового хохота, который время от времени раздавался в кабинете, во всем доме звякали стекла. Вера Алексеевна и сердилась, что ей до позднего вечера нет покоя, и радовалась, что муж снова весел. Она не могла не заметить, что из Киева он вернулся необычайно подавленным. Он отмалчивался в ответ на расспросы и долго еще не мог прийти в себя — а потом заболел, как будто не выдержав сильнейшего напряжения всех внутренних сил…

Вошедшим Франку и Семичеву Артамон весело замахал рукой.

— Ну, господа? Что слыхать нового?

— Да все то ж. Получили эстафет — велено завтра присягать великому князю Константину, так это вы знаете. Везде теперь говорят об конституции…

Артамон рассмеялся:

— Ну, голубчик, ждите теперь такой конституции, что останетесь довольны, верно говорю!

Франк неуютно заерзал:

— Что уж вы так прямо-то, Артамон Захарович…

За обедом Артамон говорил и смеялся не меньше обычного, но ротмистр Франк то и дело ловил на себе какой-то особый, беспокойный взгляд. «Да что ж он задумал-то, Господи помилуй?» Опасения его оправдались: когда встали из-за стола, Артамон отозвал его — «по делу».

— Слушайте, ротмистр, — заговорил он, как только за ними закрылась дверь, — я думаю откомандировать вас в Киев в ближайшем времени.

— По какому же делу? — изумился Франк.

— Ну, дело мы изобретем… Главное, я хочу, чтоб по дороге вы заехали с письмом в Васильков к подполковнику Муравьеву. Неспокойно мне, что долго нет сигнала — а казалось бы, когда же лучше!

— И что ж будет? — тихо спросил ротмистр.

— Ясно что: при сигнале вся армия двинется к Петербургу, чтобы требовать конституцию… Ну что же, ротмистр, поедете?

Франк, скрывая сильнейшее замешательство, прошелся от окна к двери.

— Я не отказываюсь, Артамон Захарович. Но мне как командиру, пожалуй, неудобно будет отлучиться от эскадрона… подозрительно покажется. Да и вы не отопретесь, коли спросят.

Артамон задумался.

— Да, пожалуй что вы и правы, — запросто сказал он.

Выйдя за дверь, ротмистр Франк украдкой перекрестился…

— Папенька, папенька, расскажи, как ты француза поборол! — крикнул Никоша. — Папенька, racontez³⁷!