— Какое может быть серьезное дело в канун праздника, и настолько, чтоб о нем было неудобно говорить при моей супруге? — тихо спросил Артамон.
Вера Алексеевна с наигранной обидой приподняла брови.
— Верно, наши губернские дамы ставят живые картины или спектакль, и мне не досталось роли? — спросила она, потянувшись к мужу веером.
Артамон заметил, как у нее дрожит рука…
Гебель кисло улыбнулся:
— И все-таки…
Артамон, который до тех пор благосклонно слушал, склонившись с улыбкой к жене, вмиг посерьезнел.
— Пройдемте ко мне, господин подполковник. Не обессудьте, живем тесно. Ангельчик, ты все-таки насчет ужина…
Прикрыв дверь комнаты, Артамон прислонился к столу, внимательно взглянул на Гебеля.
— Так чем могу служить?
— Куда они поехали? — без обиняков спросил тот.
— Кто?
— Господи, как будто вы сами не знаете! — Гебель поморщился. — Ваши родственники… подполковник Муравьев… его брат Матвей… подпоручик Бестужев…
— Откуда же мне знать? — спросил Артамон, по-прежнему не сводя глаз с Гебеля.
Тот наконец не выдержал:
— Вы не крутите! Да-с! Вам все было известно… и нам известно!
— Какого дьявола вам, милостивый государь, от меня надо? — загремел Артамон, тут же спохватился, что его слышно через стенку, кашлянул и понизил голос: — Что такого вам якобы известно и что за намеки вы себе позволяете в порядочном доме?
Он сердито стукнул трубкой по столу — из чашечки выкатился рдеющий уголек. Хозяин хлопнул по затлевшему сукну ладонью.
— Ч-черт… вот, изволите видеть, сукно из-за вас прожег. Веру Алексеевну напугаем, опять с мигренью сляжет. Благодарю покорно за такие подарки… Ну?
— То есть вам совершенно не известно, по какой причине и за какой надобностью к вам заезжали ваши родичи, и вы их ни о чем не спрашивали и лошадей не давали? — уточнил Гебель. — И о том, что ваши братья замешаны в противуправительственный заговор, вы также не слыхали?
— Противу… Господи помилуй. Вы шутите, что ли? Я Сергея Иваныча знаю как благороднейшего…
— Полно, полно, — перебил Гебель. — Так что же, господин полковник, нам бы лошадей.
— Я же сказал, что нету.
— Дайте фурманских.
— Хм… а отвечать-то кто будет?
— Господин полковник, я решительно не понимаю, чего вы добиваетесь. — Гебель, смелея на глазах, прошелся по комнате. — Неужели не ясно, какие могут быть последствия лично для вас?
— Вы мне угрожаете? — поинтересовался Артамон.
— Нет, покуда просто разъясняю. Кажется, вы не вполне…
— А по-моему, именно вполне, — перебил Артамон. — И позвольте сказать вам, милостивый государь, что никаких ваших угроз я слушать не желаю… и не боюсь. Да-с. Пугать меня не нужно. Сергей Иваныч — мой брат, и, что бы там ни было, я к нему сердечно привязан, и выслушивать всякий вздор…
— Послушайте, полковник…
— Нет, это вы послушайте и извольте не фамильярничать! — Артамон вновь повысил голос, уже не заботясь о том, что его слышно в гостиной. — Я вам более того скажу: я очень доволен, что вы здесь с ним разминулись.
В комнате воцарилась тишина.
— Лошадей сейчас велю сыскать, — торжествующе закончил Артамон. — Только придется подождать, мгновенно это не сделается. Убедительно прошу, господа, дожидаться здесь и не выходить в гостиную… разве что вы честью поклянетесь, что Вере Алексеевне ни слова сказано не будет.
Словно ставя точку, он сел, выдвинул ящик с табаком и жестом предложил гостям: «Угощайтесь».
— Пожалуй, пообещать мы готовы, — неохотно произнес Гебель.
Вера Алексеевна улыбнулась, когда гости вышли в гостиную, глазами попросила мужа: сядь, нараспев заговорила обо всяких пустяках… Отвечал ей один поручик Ланг, явно радовавшийся возможности побыть в тепле после утомительной скачки по обледенелым дорогам. Гебель, мрачно прищурившись и стиснув на коленях кулаки, рассматривал стены и избегал встречаться взглядом с Артамоном. Пока Старков нашел лошадей, прошел почти час.
— Тебя, братец, за смертью посылать, — недовольно произнес Гебель, взглянув на часы.
Артамон пожал плечами:
— Должно, в шинок, подлец, заходил.
— Пор-рядочки у вас…
Артамон совсем развеселился от того, что опасность временно миновала.
— Скатертью дорога!
Вера Алексеевна укоризненно покачала головой.
Муж опустился в кресло, быстро провел по лицу ладонью, словно стирая пот, потом взглянул на Веру Алексеевну, попытался улыбнуться — жалко, бледно, — беспомощно пожал плечами… руки задрожали. Смотреть на него в эту минуту было страшно…
— Это за Сергеем Ивановичем?
— Да.
— Ты не…
— Нет, Вера. Нет!
Так он это выкрикнул, что она поняла: спрашивать бесполезно. Что бы ни значило это «нет». «Нет, я ни в чем не замешан»? «Нет, я не стану говорить»?
— Это какое-то недоразумение… — начал Артамон, глядя в стену, словно по-прежнему обращался к чужому человеку.
— Тёма, о чем ты?! Мы оба знаем, что Сергей… — она хотела сказать «виноват», но не решилась, — что Сергей действительно замешан. Речь теперь о том только, что…
— Вера, ради Бога, я тебя умоляю.