Ангел западного окна

Мой гость, окутанный клубами синеватого табач­ного дыма, смотрел на меня с легкой улыбкой, и отче­го-то почудилось, будто он вот-вот исчезнет, растворившись в туманном облаке. При этой мысли грудь сжало, даже сердце зашлось, так невыносимо страшно было представить себе, что он, быть может, сейчас покинет меня, не знаю как, но покинет... в ужасе я невольно воздел руки. Он, конечно, заметил мой жест и — тут дым рассеялся — со смехом сказал:

— Ценю твою откровенность! Но, выходит, ты хочешь поскорей выпроводить докучливого посетителя? Сам рассуди: пожалуй, мы бы не увиделись, ес­ли бы не твой кузен Джон Роджер... Он мог оставить­ у себя эти бумаги, однако предпочел от них избавиться.

Я вскочил с места:

— Ты что-то знаешь о Джоне Роджере! Ты знаешь, как он умер?

— Не волнуйся... Он умер, как должен был умереть.

— Причина его смерти — проклятое наследие Джона Ди?

— Не в том смысле, какой ты, похоже, имеешь в виду. Над наследием не тяготеет проклятие.

— Почему же мой кузен сам не довел до конца эту работу, бессмысленную и никчемную, а навязал ее мне, взвалил на меня свою ношу...

— И ты, друг мой, по доброй воле подхватил ее! Там ведь сказано: «Сохрани — или сожги», верно?

Все, все знает обо мне удивительный гость!

— Я не сжег.

— И прекрасно!

Он знал даже мои потаенные мысли! Я робко спросил:

— А почему не сжег Джон Роджер?

— Вероятно, он не удостоился стать исполнителем воли завещателя.

— По какой причине?

— Он умер.

Я похолодел от ужасной догадки: Джон Роджер... Черная Исаида погубила его!

Мой друг отложил сигару и повернулся к письменному столу. Легко пробежал пальцами по бумагам, сваленным грудами или разложенным в порядке, некоторые пролистал, затем небрежно, как бы наугад вытащил листок, который почему-то до сих пор не привлекал моего внимания, — может, застрял между переплетом и последней страницей в тетради с дневником Джона Ди или еще где. Я с любопытством подался вперед.

— Знакомо тебе? Как видно, нет... — Быстро проглядев текст, он передал мне листок.

Я отрицательно качнул головой, но сразу узнал прямой, без наклона, почерк Джона Роджера. И прочитал следующее:

«Случилось то, что я давно предчувствовал! Чего ожидал с того самого дня, когда начал разбирать запылившиеся бумаги из жутковатого архива нашего предка Джона Ди. По-видимому, я далеко не первый, кому это выпало. Я, Роджер Глэдхилл, унаследовавший родовой герб, накрепко связан цепью, которую выковал мой предок Джон Ди для себя. Я стал причастным, совершенно реально причастным ко всем этим проклятым вещам, ибо прикоснулся к ним... Наследие не умерло! Вчера впервые ко мне пришла Она. Стройный стан, дивная красота, а от ее одежд исходит тонкий, едва ощутимый запах хищной бестии. Мои нервы взвинчены до предела, мысли заняты только ею... Леди Сисси, так она назвалась, но я не верю, что это настоящее имя. Она шотландка, так она сказала... А пришла ко мне ради загадочного­ оружия! Того, что изображено на древнем родовом гербе Ди из Глэдхилла. Сколько я ни твердил, что нет у меня этого оружия, она лишь недоверчиво усмехалась... С тех пор не знаю покоя! Я точно одержимый, во что бы то ни стало я должен раздобыть для леди Сисси — да каким бы именем она ни звалась! — оружие, которое ей хочется получить, пусть даже это будет стоить мне жизни и спасения души... О Господи, кажется, я догадался, кто она, эта леди Сисси!..

Джон Роджер Глэдхилл».

Листок, выскользнув из пальцев, кружась, опус­тился на пол. Я взглянул на моего гостя. Тот пожал плечами.

— И в этом причина смерти моего кузена? — спросил я.

— Думаю, он проиграл, пожертвовав всем ради прихоти «неизвестной леди», — сказал тот, кого я уже не смею называть Теодором Гэртнером.

Тучей налетели черные подозрения: леди Сисси? Кто это? Княжна Асия, кто же еще! А она, княжна, кто? Черная Исаида, вот кто! Божество Бартлета Гри­на!.. Внезапно мне открылась обратная сторона мира,­ царство демонов, в котором сгинул Джон Ди, царство, о котором на полях его дневника с таким ужасом, изнемогая от смертельного страха, писал крас­ными чернилами кто-то другой, неизвестный... За ним настал черед кузена... а теперь — мой!.. Я же сам попросил Липотина сделать все возможное и невозможное, попросил, потому что хотел исполнить прихоть княжны!

Друг... Сидевший в кресле напротив меня медленно выпрямился. Лицо его словно просветлело, но очертания тела стали еще туманнее. А голос, когда он заговорил, показался мне голосом бесплотного суще­ства, он утратил звучность и глубину, превратился в шепот:

— Ныне ты последний владетель родового герба!­ Лучи, бьющие из зеленого зеркала, лучи прошлого пронзают твой, да-да, твой мозг. Сохрани — или сожги! Но ничего не потеряй! Путь алхимии означает духовное перерождение или смерть, третьего не дано. Ты волен сделать выбор...