Annularis (СИ)

Остальное было уже не важно, потому что как только его товарищей освободят, как только он удостоверится, что его команда в безопасности, он умрёт.

Раскусит заранее подготовленную капсулу с ядом и умрёт. Убьёт своего ребёнка.

Аллен взглянул на довольно улыбавшегося Адама и кивнул.

— Я согласен.

========== X ==========

Тики висел над полом и смотрел вниз, не желая поднимать глаз.

Аллен был здесь, здесь, он был совсем рядом и бесновался совсем недавно как дикий зверь, а теперь бессильно повесил голову и не двигался вообще никак — словно замер в оковах статуей.

Его Аллен. Который предал его, оставил его. И совсем недавно требовал освободить, потому что понял свою ошибку.

Тики не знал, что ему думать, какого мнения придерживаться, но он… Он был обижен, но его разрывало от небывалой нежности.

Его Аллен. Его мальчик. Он плакал еще ночью на капитанском мостике, когда Тики заявил ему, что рад был бы стать отцом одному маленькому рыжему гению-наглецу, который покорил его почти сразу.

Теперь Микк не мог понять, как ему ко всему этому относиться. Парень хотел бы, чтобы его память стерли, но Аллен решил, что он должен помнить. Значит, придется помнить. В конце концов, как бы ни накосячил — Аллен раскаивался, и даже если Тики обижен — юноша все равно остается его… кем?

Кем остается?..

Тики любил его.

Теперь обида, она… Наверное, она не имела никакого значения — они оба слишком многого не сказали друг другу, хотя еще совсем недавно у них было на это время, но просто…

Просто Аллен мог хотя бы сказать, что ждет от него ребенка, твою-то мать. Почему Тики должен узнавать об этом от толстозадого мучителя, который за компанию с его родной матерью ставил на нем эксперименты столько, сколько Тики самого себя помнил?

Это нечестно.

Это просто нечестно.

Тики промолчал, Аллен промолчал, а в итоге всё вылилось в то, что их поймали.

Но… почему же он поверил именно Адаму? Адаму, а не ему, Тики?

Обида едкой кислотой прожигала горло.

Микк неохотно поднял взгляд на своего мальчика — после того, как всех остальных увели, Адам приказал вновь подвесить его. Аллен смотрел пустым взглядом в никуда. И от этого взгляда становилось тошно.

Если бы у них было чуть больше времени, что бы было сейчас?

Тики позвал его, но Аллен никак не отреагировал на голос. Тики позвал еще раз — и снова то же. И это значило, что его мальчик не слышит его голоса, хотя они совсем рядом. Хотя возможно, перед ним не сам Аллен, а его точная голографическая проекция, тогда как малыш — где-то на другом конце бункера.

Парень дернулся в путах и скрипнул зубами от вновь накатившего на него бессилия. Когда он сбегал в прошлый раз — у него была свобода действий, а сейчас… Нет, на самом деле, теоретически, если бы кто-то его освободил, он бы в легкую нашел газовые баллоны (весь бункер обогревался по-прежнему газом, ведь это, как лицемерно заявлял Адам, экологически чистый продукт) и подпалил бы их еще раз. Только теперь надо было подпалить баллоны во всех блоках — их четыре основных — а не в одном только блоке у Лулу.

Но ведь никто не освободит его из этой гребаной камеры.

Тики снова дернулся, силясь вырваться, но оковы были предназначены как раз для его уровня, и шансов просто не оставалось.

А Аллен вырвался. Вырывался раз за разом, разрывая металл в клочья и снова оказываясь полностью скованным.

Тики даже восхитился бы, если бы не знал, что всё это — сила первого «идеального человека».

Тики всё-таки оказался лишь плагиатом.

От осознания хотелось выть.

Потому что его мальчик был не просто ценным экспериментальным образцом, как сначала думалось Микку, а самым любимым подопытным.

Которого он видел лишь раз — пять лет назад, когда случайно наткнулся на мальчика в коридоре.

Адам рассказывал об этом с таким упоением, словно перед ним была его любовница или мечта всей жизни, а не мальчишка, умудрявшийся скрываться так долго, при этом постоянно находясь на виду.

Тики слушал, как мужчина рассказывал про родителей Аллена с маниакальной улыбкой, словно ожидал чего-то большего, и, когда тот заикнулся про то, что сам пригласил Ману с Неа, его мальчик в очередной раз дёрнулся, разрывая оковы мощным движением, и бросился вперёд, шипя от злости.

Но, что было уже к тому моменту неудивительно, его вновь отбросило к стене.

Адам улыбался и ласково гладил Аллена по голове и щекам, иногда опуская пухлую ладонь к плечу и явно сдерживая своё желание снять металл и ощупать его всего с ног до головы.

Это было противно.

Тики чувствовал, как внутри него всё мечется и ревет, стремясь туда — за стекло или стену, чтобы спасти, уберечь, защитить. Но… Он был слаб. По сравнению с Алленом, который без тени страха смотрел в серые глаза и кривил обескровленные губы в ядовитом оскале.

А потом Адам принялся рассказывать про Лави: про попытку побега его семьи, про то, как в наказание убил его отца, а деда запер, оставив в заложниках.

А самого Лави отправил на поверхность, чтобы шпионить за Уолкером, к тому моменту уже как два года портящим кровь Адаму и Майтре.