Тики слушал всё это и не мог понять — чего в нём сейчас больше: ненависти к Семье, страха к Адаму в частности или обиды на Аллена.
Обиды, которая затуплялась накатывающей заботой и всеобъемлющей нежностью. Он никак не мог заставить себя перестать думать о ребёнке. О малыше внутри Уолкера, об их общем ребёнке.
О том, что Уолкер не сказал ему об этом. Боялся сказать.
И вот сейчас Тики смотрел на мертвенно-бледного Аллена со стеклянно-пустыми глазами, уставившимися в потолок, и хотел обнять его, прижать к себе, успокоить и пообещать, что всё будет хорошо.
Но ничего хорошего уже не будет.
Аллен вскинул глаза, до крови закусывая губу и шаря взглядом по опустевшему с уходом Адама, уведшего весь экипаж, помещению, и снова уронил голову на грудь, убито жмурясь и как будто едва сдерживая рык или всхлип.
— Прости… Прости меня…
Тики нахмурился, не понимая, кому это адресовывалось — ему или… или их ребенку, обреченному теперь на муки в лабораториях. На самом деле смахивало больше на то, что Аллен просит прощения у их ребенка — ведь именно о нем обмолвился еще раз Адам в самом конце.
Кто это будет? Мальчик? Девочка?
Тики не хотел жить и помнить этого.
Он не хотел знать.
Знать, что это его ребенок — и издеваться над ним, как издевалась над ним самим его мать, и родившая его только для того, чтобы обскакать старших братьев с этим их проектом идеального человека, затмевающего всех остальных людей.
Иногда Лулу говорила, что их проект провалился — что что-то пошло не так, подопытный умер, не выдержав нагрузки. И в её голосе было столько радости, столько злорадства и воодушевления, что в следующие несколько часов Микк подвергался двойной дозе всех тех опытов, что обычно проводились над ним.
Тики иногда ненавидел этого безымянного подопытного.
А сейчас ему было известно, что этим подопытным был его мальчик.
Тем самым идеальным человеком.
Мать никогда не говорила, в чём заключался её идеал — теперь Микк начал понимать, что женщина словно бы вливала в него всё, что хоть слегка подходило под определение идеального в её собственном понимании. Что она просто хотела доказать старшим братьям, что также великолепна и умна.
Но Адам не доказывал ничего и никому. Он просто делал. И именно поэтому так ласково любовался Алленом, словно своим самым прекрасным изобретением.
Тики посмотрел на вновь дёрнувшегося юношу и закусил губу.
Нужна ли вся эта обида? Бессмысленная, наверное, и совершенно глупая?
— Прос…ти, — вновь просипел Аллен, словно бы скукоживаясь, и зажмурился. Металлические оковы, больше похожие на какой-то мягкий сплав, задвигались, и через несколько секунд Уолкер будто сжался в комок. Словно пытался спрятать ребёнка, прикрыв живот коленями в совершенно инстинктивном, даже каком-то материнском жесте.
Тики зажмурился и затряс головой не в силах видеть этого. Вся его обида — она испарялась в момент, как только он видел Аллена таким мертвым, выцветшим, безучастным.
Это был конец. Просто конец.
Дальше уже ничего не было.
Тишину разорвал шорох шагов.
— Аллен… Аллен, послушай, я…
Тики вскинул голову и с недоверием узрел стоящего перед дверью камеры своего мальчика Лави, торопливо набирающего на панели управления в стене какой-то код.
— Сейчас ты должен будешь идти прямо по коридору, — выдохнул парень, словно пытаясь хоть как-нибудь успокоиться, когда дверь щелкнула замком, открываясь, а путы отпустили юношу, дав мешком осесть на пол. — Там ребята в одной из камер — ты их сразу увидишь. Пароль — «Невинность».
Секунда — и Лави оказался прижат к стене в нескольких сантиметрах над полом, заставив Тики в который раз против воли восхищённо вздохнуть. Он даже не заметил этого движения. Молниеносного движения.
— У тебя три секунды, Кролик, — прозвучал ледяной голос юноши.
— Можешь убить меня, но только после того, как выберемся, — протараторил Дик, серьёзно смотря ему в глаза.
Они застыли в напряжении на несколько секунд, пока Уолкер не отпустил его, резко выхватив из кармана рыжего ножик, больше похожий на кинжал, и подкинул его вверх, ловко словив через мгновение и направив на сглотнувшего Лави.
— Если найдёшь мне Тики, я ограничусь лишь небольшим избиением, — припечатал он.
Лави широко улыбнулся, тут же засияв глазами, и выполз из-под смертоносного острия направленного на него клинка, вскакивая на ноги и отдавая юноше честь.
— Так точно, кэп!
— Ты слышал этого ублюдка, — Аллен размял плечи и выдохнул, бросив на парня острый задумчивый взгляд. — Тики нас видит и слышит — значит, он где-то неподалеку. Найдешь его — ты прощен.
Лави порывисто закивал и тут же заозирался, явно оценивая обстановку. Однако Тики знал, что они находятся, как видно, где-то с другой стороны.
— Хорошо, — наконец произнес Дик. — И… Кэп, слушай… Прости меня. Просто мой старик здесь…
— Да ладно, — коротко ухмыльнулся Аллен. — Сказал же — найдешь Тики, и ты прощен. Не слышал Адама, что ли? Я сам все это из-за семьи затеял.
Лави поджал губы, длинно шмыгнув носом, и бросился Уолкеру на шею, намереваясь обнять, но юноша зашипел кошкой и, вновь пригрозив ножом, скрылся в коридоре.