Annularis (СИ)

— Для этого нужно создать новое правительство, учитель. Необходимы люди, поддержка, какая-то база, основа идеологии, хоть какого-нибудь эквивалента для народа, — пробормотал Аллен, закрыв лицо ладонями. — Я лишь хочу… изменить отношение, а не перестроить общество. Бунт, революция, переворот… я слишком слаб и туп, чтобы устроить такое.

— Давай ты не будешь убеждать меня в том, что ты слабее, чем есть на самом деле, — поморщился Кросс. — Тебе не надо перестраивать общество — тебе нужно просто заменить тех, кто стоит у руля. Причем, необязательно у руля будешь стоять ты — надо поставить кого-то, кому ты доверяешь. У этого общества есть все шансы стать процветающим, потому что правительство задало благие цели. Но за этими благими целями кроется подтекст. Тебе нужно просто его убрать.

— Тогда почему этого не сделаешь ты? — проворчал Аллен в ответ. Проворчал скорее для проформы, прекрасно понимая, в чем причина.

И Мариан тут же ее озвучил.

— У меня нет Ковчега, — заметил он. — И личных счетов к Семье. В смысле, — с усмешкой поправился он, — таких личных, как у тебя.

Уолкер криво усмехнулся ему в ответ и вылил в себя с четверть бутылки под насмешливый взгляд мужчины.

Они ещё несколько часов просидели, вспоминая родителей и их проделки, обсуждая различные теории и истории, просто подшучивая друг над другом и ругая Семью. И Аллен мог сказать, что именно сейчас он не думал о Тики, о той ночи, об их отношениях и будущем (хотя какое у них могло быть будущее?).

А под утро они разошлись, осушив почти половину заново собранного запаса алкоголя Ордена, и Уолкер уснул совершенно спокойный и даже немного счастливый.

========== VII ==========

Тики не нравилось происходящее. Он не мог найти слов, которые охарактеризовали бы его чувства к Аллену (которого мысленно продолжал звать по имени, так и не заставив себя от этого отказаться), но тот явно считал все это обычной химией и совершенно не хотел продолжать. Будь иначе — разве исчез бы он, решив перестать замечать Тики?

Разумеется, нет.

Впрочем, Микк не слишком хорошо знал его, чтобы судить. Уверен он был лишь в одном — его собственные ощущения действительно были чем-то большим.

Через пару дней после произошедшего, когда устал молчать, безвылазно сидя в зоопарке и возясь со зверьем (это приносило на самом деле необыкновенное успокоение), Тики не выдержал и рассказал Мари. Он опустил многие подробности и по сути описал просто то, что чувствует, никак не упомянув произошедшее (однако надо думать, Мари все же мог о чем-то догадаться — он был невероятно проницателен). Однако…

Мари сказал, что это любовь. Сказал, что Тики влюбился.

Сам Тики не был уверен, что это так, но другого слова он все равно подобрать не мог (да и не знал, что эта любовь вообще из себя представляет), а потому решил просто согласиться со словами друга.

А после этого разговора он наткнулся на Хевласку, когда спешил на завтрак, и та сама завела с ним разговор.

— Знаешь, — спустя несколько минут бессмысленной болтовни ни о чём заговорщицки пригнулась к нему девушка, — это так странно, что братец постоянно к тебе липнет.

Микк ещё тогда непонимающе приподнял бровь, норовя сказать, что сейчас этот засранец его избегает. Хотя, если быть честным, никто из членов экипажа его в те дни не видел.

Но Хевласка опередила его:

— У него же, это, — она осмотрелась по сторонам, словно проверяя, нет ли никого рядом с ними, и прошептала: — гаптофобия.

Тики помнил, как тогда вытянулось у него лицо. Тогда все сразу как-то встало на свои места — и то, как Уолкер обычно рычал на Лави, если тот хлопал его по плечу, и то, как он остерегался вечно вешающегося на всех просто из чувства противоречия Алмы, и… И вообще.

Но тогда почему Аллен не воспротивился? Нет, он сопротивлялся. Поначалу. Но тогда Тики, он… Тики помнил, что это было словно какое-то помутнение рассудка — он пресекал попытки юноши вырваться мягко, но неуклонно и не остановился даже когда тот его ударил.

И потом… потом Аллен ему отдался. Сам.

Вспоминать об этом было сладко даже спустя несколько дней после.

Именно после этого разговора с Хевлаской Тики и стал приходить на ужины (до того Мари никак не мог оттащить его от енотов).

Но Аллен его не видел, не замечал и даже не смотрел в его сторону.

И Микк честно не мог понять: какого чёрта вообще происходит?

То, что к юноше хотелось прикоснуться, — было неоспоримо. Тики чувствовал непреодолимое желание обнять его, обогреть, поцеловать, просто потискать — к малышу тянуло, но Микк сдерживал свои порывы. Аллен боялся прикосновений. Немудрено, конечно, что он их боялся — шрамы и ожоги по всему телу, ясное дело, что капитан просто не мог забыть этого.

И именно поэтому Тики хотелось одарить его лаской и ощущением… защиты, наверное. Стереть эту фальшивую кривую ухмылку, которая, видимо, предназначалась для отпугивания.

Да теперь все его наглые и насмешливые жесты воспринимались именно как попытка оградить себя от людей!

Но то, что Аллен в открытую его игнорировал, раздражало.

Нет, а чтобы подойди, поговорить, объясниться хотя бы!