Анод

Тысячи детей, невинных детей, теперь лишились своего будущего. Ты лишил их этого. Крестьянин, что кровью и потом своим взращивал хлеб на полях, теперь вынужден будет взяться за меч и оставить свой дом. Да, конечно, ты желал бы, чтобы все были воинами, но ты забыл, что воин не прокормит себя. Грабежом себя может кормить лишь грабитель, а не воин. Народ Анода – не народ грабителей!

Я знаю, зачем ты разрушил обелиск, глупец. Ты желал развязать новую войну, устроить новую битву. Ты лелеял мечту возглавить войско Анода. Ты думал, наверно, что будешь скакать на белом коне во главе строя, и разить врагов мечом.

Но ты не видел войны, ты не знаешь, что это такое. Ты не знаешь, что за белым конем и храбрым бравированием во главе строя стоит смерть. Смерть отца для детей, и смерть сына для матери. За войной стоят разрушенные дома и сгоревшие поля.

Но ты, наверно, не сильно заботился об этом, когда решился на свое предательство. Ты выбрал смерть в бою. Но твоя смерть не будет такой, какой ты ее видел. Предатель должен быть вознагражден по заслугам. Смертью. И я не думаю, что тебе есть, что ответить. Но, как и положено, мы выслушаем.

Ирап побагровел, но не потому, что говорил громко, а наоборот, потому что из последних сил сдерживал пробудившийся в нем гнев. Его слова были наполнены искренними переживаниями и давались ему с трудом, он задыхался от злобы, но, как и подобает королю, не срывался на крик, не показывал эмоций больше, чем то позволено правителю государства.

Зал суда зашелестел, как осенняя аллея, полная опавших листьев. Присутствующие перешептывались, обсуждая предстоящие оправдания Мирка. Похоже, никто не верил, что принц сможет сказать хоть что-то вразумительное. Едва по Аноду разошлась новость о поступке Мирка, как он тут же был приписан к душевнобольным, иначе его поступок объяснить было нельзя.

Принц наконец поднял голову, понимая, что говорить в пол будет бессмысленно, никто его не услышит. Он был очень слаб и собирался отдать едва ли не последние силы собственной речи. На Аллорна он и не рассчитывал, впрочем, более того, искренне надеялся, что тот так и будет молчать. Так было принято, так было нужно. Он обвел взглядом людей, как бы оценивая их готовность слушать, пытаясь понять, есть ли у него шансы.

«Шансов нет. Они меня ненавидят еще больше, чем я их»: пронеслось в голове у принца. Однако, не смотря на негативный настрой в зале, собравшиеся притихли. То ли из правил приличия, то ли действительно ожидая от принца объяснений.

– Возможно, это мои последние слова, которые я обращаю к народу… К народу Анода. И я уверен, что слова эти вам не понравятся. Не понравятся потому, что вы трусы! – едва начав, Мирк заметно приободрился, глаза его вспыхнули, проявилась королевская осанка. Даже оттуда, снизу, где он стоял, в самом центре зала, он выглядел так, будто находится над всеми собравшимися, – Вы чтите подвиг, благодаря которому оказались здесь? Но разве можно считать подвигом поражение? Ваши отцы проиграли битву, завещав вам ее выиграть. Вы же растите хлеб, превращаясь в крестьян. Верно, вы не грабители, для грабежей нужно обладать силой. Но вы и не воины, и даже не крестьяне. И каждый, кто не влачит жалкую жизнь сельского хлебопашца. Каждый, кто не ползает по полям, стирая руки в кровь о борону, каждый мнит себя будущим Анода. Это вы сейчас вспомнили о крестьянах, о народе. Только когда я разрушил обелиск, вы вдруг вспомнили, что они теперь остались без защиты. Но боитесь вы не за них, а за себя. За свои жалкие, ничтожные жизни. За свои сбережения, за золото, над которым вы трясетесь. Вы не народ воинов, а народ торговцев.

Мирк на секунду остановился, и стал вновь осматривать присутствующих, будто стараясь заглянуть в глаза каждому, но уже через несколько мгновений он продолжил:

– Анод – остров магов. Но где маги? Кто будет воевать? Я был в академии, там не обучают магов, там обучают жрецов, способных лишь отдать свои силы обелиску. И лишь пара тройка избранных может чему-либо обучиться, но их количество уменьшается с каждым годом. А те маги, что могли бы назвать себя сильными, так крепко вцепились в свое величие, что считают подлостью, а не своим долгом передать знания новому поколению. Они хотят оставаться на вершине, совсем позабыв о том, зачем вообще они обладают своим могуществом и кому должны противостоять. Они не могут противостоять собственной жадности и высокомерию, о какой битве с богом идет речь?

Опомнитесь! Вы забыли, зачем мы здесь? Будь Анод трижды нашим домом, ничто не мешает нам сюда вернуться, но после, когда мы перестанем быть прикованными к острову. Когда мы обретем свободу!

Разве только сейчас крестьяне оказались под угрозой, разве это случилось в момент рушения обелиска? Нет! Угроза не появилась из ниоткуда, она неотступно следовала за каждым из нас, с самого момента заселения острова.