Враг был практически истреблен атакой тяжелой кавалерии эльфов. Всадники, облаченные в тяжелые кольчуги гномьей работы, просто растоптали израненных пехотинцев, рассеяв их жидкий строй. Глядя как конная лавина сметает и перемалывает врага, Шамэль вспоминал ход битвы, которую практически пропустил из-за страха.
Враг, казавшийся непобедимым, на этот раз оказался застигнут врасплох. Они совсем не ожидали появления эльфов. Многие даже не успели надеть кольчуг, запакованных в походные мешки.
Когда Шамэль скакал к ним, ему было плевать, почему враг оказался столь беспечен, но теперь это вызывало удивление. Ведь лишенные всякого прикрытия, застигнутые прямо в дороге, пехотинцы не имели никакого шанса устоять перед мобильным войском конных лучников.
Поначалу они пробовали стоять, укрывшись за щитами. Но воины то и дело падали, дико завывая. Летучая смерть постоянно жалила, кусая людей за ноги, руки, а то и разя насмерть. Неподвижный строй пехотинцев был прекрасной мишенью для лучников.
Тогда вражеский командир велел воинам рассыпаться, пытаясь сделать обстрел менее эффективным. Но как раз для этого случая эльфы и припасли тяжелую кавалерию. Смертельной лавиной, закованные в сталь воины пронеслись сквозь разрозненный строй врага.
Бежать им было некуда. Кто-то прыгал в реку. Кто-то бросал оружие и убегал, пытаясь выкроить еще несколько минут своей драгоценной жизни. Кто-то же предпочел умереть с оружием в руках, забрав с собой как можно больше врагов. И кому-то это удавалось с некоторым успехом.
Шамэль видел, как один, особенно крупный воитель, подрубил ноги мчавшемуся на него скакуну, непонятным образом увернувшись и от копья, и от копыт. Следующего всадника он стащил с седла, зацепив его шипом на обухе своего топора, и тут же зарубил упавшего. Но его героизма было недостаточно, чтобы одолеть целую армию. Он долго метался, как бешенный пес, окруженный врагами и продолжал сопротивляться, будучи пронзенным сразу двумя копьями. Выронив топор, он ухватился за эти копья, пытаясь вырвать их из рук нападающих. Но третье копье, пронзившее его, окончательно сломило его волю к сопротивлению. Его героизм не принес победы, и, наверно, не принес ему славы, лишь приумножил количество погибших в этом бою.
– Пора! – вдруг крикнул Суэль, указывая своей саблей в сторону нескольких десятков бегущих пехотинцев.
И Шамэль, теперь уже без ужаса, под руководством Суэля, ринулся добивать бегущих. Он рубил спины своей саблей, не особо заботясь о сохранности лезвия. В его голове не было иных мыслей, кроме бесконечной мольбы о том, чтобы все это скорее кончилось.
И это закончилось. Очередной бегущий враг, услышав за спиной топот копыт, решил все же принять смерть в бою. И принял. Вот только успел перед этим весьма ловко, а может быть и крайне удачно, махнуть мечом, распоров Шамэлю брюхо.
Тот даже не почувствовал боли, скорее понял, что ему должно быть больно. Кольчуги у него не было, лишь плотная льняная рубаха, да плащ пограничника. Его лошадь продолжала мчаться вперед, эльфы добивали последних бегущих, начисто уничтожив вражеский отряд. Если кто и уцелел, то их были единицы. Да и они, скорее всего, были обречены на смерть, пусть и не в этот день.
Эльфы победили, победили почти без потерь. Разгромили врага, и теперь должны были радоваться. Радоваться первой серьезной победе островитян.
Но Шамэлю не было суждено радоваться вместе с сородичами. Нащупав собственные кишки, вывалившиеся от лихой скачки, он потерял сознание. Просто завалился набок и свалился со своего скакуна. Застрявший в стремени башмак, тащил его тело еще с десяток шагов, пока не сорвался с ноги. Но боли от ушибов Шамэль уже не почувствовал, как не почувствовал ничего другого. Ни боли, ни страха.
Славгород встречал своего принца без восторга. Последний раз, когда Альбер бывал здесь, ему устроили знатный пир. И пусть тогда улицы не посыпали лепестками роз, самого его осыпали улыбками.
Теперь же улыбок явно не доставало. Разгромленное войско стекалось в город мелкими отрядами, зачастую у воинов не было оружия, ведь они его бросили, чтобы было проще бежать.
И жители, встречая побежденных, заражались их настроением. Страхом, болью и изможденностью. В городе было не так много взрослых мужчин, ведь преимущественно горожан призывали в армию, позволив крестьянам трудиться на полях, чтобы эту самую армию кормить. Хотя, армия нуждалась не только в еде, но и снаряжении, которое производилось в городах. Но снаряжение без воинов не имеет никакого смысла. Потому Ирап предпочел сократить количество ремесленников, оставив крестьян в покое.
Впрочем, не все воины бросили свое оружие. И далеко не все из них сделали это из дисциплинированности, многим в целом не пришлось бежать из-за натиска врага, они просто беспорядочно отступили со своих позиций. Но, несмотря на то, что фланговые отряды почти не пострадали, поражение было поражением. А потерпев поражение, лишившись организованности, почувствовал дыхание смерти, только самые добропорядочные из них сохранили человечность.