Анод

Битва вышла тяжелой и кровопролитной. Тяжелой она получилась для нападавших, им пришлось потрудиться, чтобы перебить всех и не дать никому уйти. Кровопролитной же она стала для тех, кто следовал за Сорахом – все они были мертвы или смертельно ранены.

Боевой запал сошел на нет, добивать стонущих стариков было утомительно и не так интересно, как сражаться с противником, который пытается сопротивляться. Но, несмотря на слабую увлеченность данным занятием, добивать раненых все же пришлось. Теперь уже из смеси милосердия, страха и отчаяния, а то и просто из маниакальной страсти к убийствам.

Так или иначе, но со стариками и прочими «слабыми» было покончено лишь глубокой ночью. Скурх скомандовал отход, ночевать рядом с этим местом не желал даже он.

Впрочем, ночевать не вышло вовсе. После утомительной битвы, воинов ждал еще и утомительный ночной переход. Догнать основную массу сородичей удалось лишь ближе к утру. Те собирались сниматься с лагеря и продолжать путь, но вождь отменил это действие, выступив с пламенной речью, которая повествовала о героической победе онагов над отрядом гномов, которые появились будто из ниоткуда. Их коварство не знало границ, ведь они перебили всех, кто ранее покинул лагерь. Тех бедных стариков, которые желали вернуться в горы.

Звучала эта история нелепо, но подвергнуть слова вождя сомнению никто не осмелился, а большинство попросту поверило Скурху, так как верить во что-то другое им было попросту не за чем. В конечном итоге, воины явно прошли битву, а гномы давно здесь живут, так почему бы им не напасть на онагов, как это сделали ранее люди и эльфы.

Уставшие воины, из числа тех, что обагрили свои руки кровью сородичей, даже приободрились и обрадовались этой великолепной лжи. Великолепной он была оттого, что выставляла их героями, а не грязными убийцами. А бороться с собственной совестью было несколько легче, чем с союзом этой самой совести и общественного порицания.

Уже на следующий день многие из них будут верить, что в смерти сородичей виноваты гномы, а через годы предположение о том, что это могли быть не злобные бородатые карлики, и вовсе будет вызывать смех. А если кто-то все же раскается, если кто-то вздумает противиться воле вождя – Скурх знал, что нужно делать.

***

– Говоришь, гномы так и не вышли из города? – тысячник Микос сидел у походного костра и выделялся лишь наличием красного плаща.

Мирк утвердительно кивнул, так как рот его был занят едой.

– Выходит, онаги почти начисто лишили нас кавалерии, а захватчики разбили пехоту. И ни те, ни другие особых потерь при этом не понесли, – Микос привстал и поправил плащ так, чтобы не сидеть на нем, – А все потому, что мы не смогли собраться все вместе и дать бой.

На секунду лицо Микоса изменилось, будто его посетила идей. Такая идея, что сродни озарению и грозит стать навязчивой.

– А кто распоряжался армией, кто отдавал приказы? – поинтересовался он у Мирка.

Тот уже расправился с последними крохами в своей миске, и даже был готов к беседе, но Микос опередил его с ответом:

– Принц Альбер! Который теперь уже не главнокомандующий, – ехидно улыбаясь, проговорил Микос, – И не стать бы мне тысячником, если бы его не сместили. А все потому, что ни одного моего совета он слушать не желал. А я должен был возглавить кавалерию, а не жалкую тысячу пехотинцев, но кавалерия меня не дождалась.

Было не совсем ясно, рад Микос или все же переживает столь значимую для острова потерю. Но Мирк не стал комментировать слова новоиспеченного тысячника и посмотрел по сторонам, ища глазами Мориса. Он был единственным, с кем принцу было относительно приятно общаться. Аллорна больше не было, Велимудр тоже исчез, а в шатер короля Альбера попросту не приглашали. У принца не осталось друзей, по крайней мере, в этом лагере.

Микос, впрочем, не особо огорчился слабой заинтересованности Мирка, ведь все, что ему хотелось, он уже услышал и поделился своим мнением по этому поводу. Снова обратив внимание на плащ, который, похоже, был для него ценней чего-либо на свете, тысячник что-то пробормотал о грязи и встал. Затем его рука потянулась в привычном жесте, будто он собирался отсалютовать Мирку, но застыла на полпути. Мирк теперь не принц, а Микос теперь тысячник. Тогда офицер просто развернулся и ушел.

Прошло несколько дней, с тех пор, как Мирк, возглавивший отряд выживших кавалеристов, все же добрался до основных сил. Правда, по прибытию, командирский пост пришлось оставить. А о беседе с отцом остались только неприятные воспоминания. Ирап винил в поражениях самого Мирка, будто тот командовал армиями. Но дальше обвинений он не зашел, просто приказав сыну вернуться в лагерь и особо не попадаться ему на глаза.

Нельзя сказать, что те кавалеристы сильно обрадовались решению короля, но и противиться ему никто не стал. В конечном итоге, Мирк был лишен своего статуса возможного наследника трона, да и командовал отрядом он всего несколько суток.