Антология альтернативной литературы 1. Альманах

Чем дальше увозил его поезд от родной деревни, тем тяжелее и безлюднее становилось на сердце. Но на следующей станции Красные Козлы в вагон весело запрыгнула маленькая девушка-колобок – румяная, с круглыми коричневыми глазами-лепёшками и острым носом. И вся душевная боль Мазая куда-то улетучилась, будто вылетела в открытую дверь вагона, и вместо горя залетело благодарное счастье в облике Люси Плоскозадовой.

Люська помахала в окно Красным Козлам и мешком плюхнулась на скамейку рядом с Мазаем, крепким основательным телом придвинув его к окну. «Будто места больше нету», – насупился Кикицуров и отвернулся, прилепив лоб к стеклу.

– В город? – спросила Люська вкрадчивым голосом.

Кикицуров кивнул. Девушка, не предупредив заранее, щёлкнула его по носу и рассмеялась. Мазай обнял обеими руками свой рыжий, в крапинку, нос. Было больно, но не обидно – он привык. Люська, не обращая внимания на его смущение, хохотала. Она достала из кармана осколок зеркала, плюнула, протёрла его рукавом и поднесла к лицу Мазая:

– Посмотри на себя, чучело кикицуровское! Ха-ха-ха.

Люська так тряслась от смеха, что вагон начал раскачиваться из стороны в сторону. Кикицуров взял у неё зеркало. И, правда, чучело: волосы топорщились в разные стороны, брови так сильно нахмурились, что казались сросшимися, нос больно горел ярко-оранжевым фонарём.

– А я уже два года в городе живу, – с гордостью сказала девушка, размазывая смех по круглым счастливым щекам.

И всю оставшуюся дорогу она хвасталась про то, как ей замечательно живётся в городе, и про то, какая она замечательная и многосторонне развитая девушка.

Работала Люся Плоскозадова на макаронной фабрике. Жила в общежитии. Она так интересно рассказывала о своей жизни, что Кикицурову тоже захотелось работать на макаронной фабрике, жить в общежитии и активно участвовать в общественной жизни, как это делала Люся. И когда они приехали в Пропупьевск, Мазай, не раздумывая, вприпрыжку, поспешил за девушкой.

Так он и очутился на макаронной фабрике имени Патриса Лумумбы.

Работа Мазаю нравилась. И в общежитии его встретили как брата родного, там все были такие же, как он – рыжие и неказистые. Маруську из Кикицуров Мазай почти не вспоминал, теперь у него была своя девушка – Люся Плоскозадова, жизнерадостная комсомолка.

Мазай с утра до вечера сверлил макароны на фабрике, вечером учился в школе ФЗО. По воскресеньям занимался в кружке любителей природы «Пропупьевский юннат». Дозанимался до главного краеведа Общества Защиты Дятлов, и женился на Люське, потому что она тоже сочувствовала дятлам. Вместе им было вдвойне интересней сочувствовать дятлам. У них и дома всегда жил какой-нибудь несчастный больной дятел. Дятел портил мебель, гадил в посуду, но Кикицуровы настолько горячо любили дятлов и природу родного края, что не обращали внимания на эти неудобные мелочи.

Три года жили в общежитии. Когда у Кикицуровых родился второй сын, профком выделил им двухкомнатную квартиру с видом на фабрику в недостроенной пятиэтажке 3-го Макаронного переулка.

Жили они дружно. Вместе стирали обделанные пелёнки, варили патрисолумумбовские макароны, и ходили в лес пересчитывать дятлов.

Мазай был счастлив. Но Люська с мальчиками вдруг заскучали. Они стали много кашлять. Бывало, ляжет весь дом ночевать, а бедная Люська кашляет, кашляет, и опять кашляет. И мальчонки-то тоже кашляют. И не могут никак прокашляться. Доктор обвинил их всех в аллергии на дятлов, и строго-настрого посоветовал Люське исключить дятлов из семейного досуга.

Кикицуров сильно расстроился – и Люську было жаль, и дятлов, и ребят тоже. Купил путёвку и отправил жену вместе с сыновьями в санаторий, на море.

Проводив семью на вокзал, он вернулся домой и сразу начал считать по календарю дни до их возвращения. Но когда кончился срок путёвки, пришло короткое письмо от Люськи, где она писала, что встретила хорошего человека и полюбила его, и что к Мазаю они больше не вернутся. В конце письма крупными красивыми буквами было трогательное «прости».