Антология альтернативной литературы 1. Альманах

Иван же, не оборачиваясь на толпу, взял лошадку свою, мешок ей с головы скинул и ушёл. Вообще ушёл, даже в дом свой не заглянул больше. Никто с тех пор из деревенских его больше не видал. Слухи, правда, разные о нём ходили. Кто говорил, что в монастырь он дальний отправился, постриг принял и прославился необыкновенной святостью. Кто, наоборот – что подался он в люди лихие на Волгу и стал душегубцем известным и убивцем. Есть ли в том правда, нету ли – не знаю. Скажу только, что после того зимнего утра Сапожниковы в нашем селе закончились, как и не было никогда…

Вот, а ты мне говоришь: «Дракула-Шмакула»… Да разве потянет вампир какой-то румынский против нашего кондового родного упыря? А если упырь ещё и баба к тому же, то только и остаётся, что тихо молиться и под лавку прятаться – авось, минует.

Александра Тимескова. Санкт-Петербург :: Убийца беременных самок

Около восьми вечера одиннадцатого августа я вышла с работы и пошла к метро. Вечер был тёплым, и настроение моё, несмотря на усталость, приподнятым. На мне были отличные туфли: итальянские, бордовые, на высоком устойчивом каблуке – идеальная обувь для любого случая жизни.

Странное я заметила почти сразу, стоило сделать несколько шагов от крыльца офиса. Под ярким вечерним солнцем серый асфальт под ногами как будто шевелился, мельтешил, переливался, словно кипящая в кастрюле каша. Я пригляделась. По тротуару ползали крылатые муравьи. Большие и маленькие, разной формы и цвета. Сотни. Тысячи. Сотни тысяч крылатых муравьев.

Я стала вспоминать, что знаю о муравьях. Вспомнила, как бабушка на даче повязывала мне на голову платок, чтобы насекомые туда не попадали. Она называла их «невестами». Муравьиные невесты. Почему невесты?

Я шла к метро, стараясь шагать как можно аккуратнее, чтобы не давить ползающих по асфальту тварей. Но это было не так-то легко, они действительно были повсюду. Выбираешь место, куда поставить ногу: вроде ровный асфальт, ничего не шевелится. Ан нет, присмотришься – и вот уже поблёскивают на солнышке маленькие крылышки. Невесты, значит. Вспоминаю дальше, что читала. Крылатые муравьи появляются один раз в году, когда молодые самки выходят на поверхность земли, чтобы улететь подальше от основной семьи, основать новую колонию: зарыться в землю, устроиться в гнезде и начать рожать яйца. Первые несколько яиц самка съедает, из следующих получаются рабочие, которые приносят ей еду, и потом уже она рожает яйца разных членов муравьиной иерархии: солдат, строителей, пастухов для тли… Точно-точно. И каждая крылатая самка, если ей повезёт – не съедят птицы, не раздавят машины и не унесёт ветром в тартарары, становится, таким образом, праматерью целого муравьиного рода. И что же получается? Что они там сейчас все беременные целыми муравейниками?! У них там у каждой внутри, в тугом чёрном брюшке – миллионы маленьких жизней?

А я иду и каждым шагом давлю одну-две будущих матери.

Я остановилась. Что делать? Стою посреди Измайловского проспекта, дура дурой. Солнце светит, машины мимо едут, с чахлых деревьев, торчащих вдоль тротуара, сыплются муравьиные самки. С крылышками. Падают на меня, я, мотаю головой, пытаясь стряхнуть их с волос. Валятся под ноги и расползаются, бегут, чтобы скорее найти укрытие, спрятаться, зарыться в землю, быстрее обустроить свою нору и начать рожать. Но прятаться некуда, никаких нор нет – всё залито шершавым пыльным асфальтом. Они обречены, они и потомство, потому что угораздило их плодиться посреди города, в котором нет места ничему живому: ни земле, ни травинке, ни кустику – всё только для двуногих, и асфальт, и носящие по нему железные коробки.

Простите, муравьишки, вам здесь не место, здесь выживают только человеки. Но некоторых смерть находит ещё быстрее – их размазывают в неаккуратные мокрые пятна толстые подошвы моих бордовых туфель, красивых, итальянских, на высоких устойчивых каблуках. Под подошвой – две-три беременные самочки, ещё одна – под каблучком. Шесть жизней на каждый шаг. В среднем.