Антология альтернативной литературы 1. Альманах

– Старый, это хорошо, Ванька ревновать не будет, подожди меня, я сейчас быстро соберусь.

– Ты собирайся, а я пока до управителя сбегаю, тоже надо сообщить.

Через полчаса, в цветастом платочке, в новых сапожках, держа за руку непоседливую сестрёнку, румяная девушка Маша входила на барский двор. Ключница встретила её цепким взглядом, осталась довольна.

– Слушай, Марья, внимательно. Баре, они не такие, как мы, они даже портки сами одеть не могут, сопли им, как малым детям, вытирать надо. Если будешь за барином хорошо ухаживать, к зиме много обновок купишь, понятно? Будешь спать на сундуке в моей комнате, да, и слушать не забывай, что барин про хозяйство говорить будет, потом мне рассказывай. Всё понятно?

– Всё поняла, тётушка.

– Ну, иди в людскую. Барин с дороги отдыхать изволит, проснётся, отнесёшь ему ужин, в общем, всё, что потребует. И не перечь ему, а то он, оказывается, грозен бывает, управляющего так ругал, так ругал, я думала – прибьёт. Да, и платье я тебе другое дам.

Барин проснулся поздно вечером и сразу потребовал баню и вина. Дворня бестолково забегала. Маша вертелась в новом тесном платье перед начищенным самоваром. «Вот глупость-то придумали – титьки все наружу, прости Еосподи! Басурманка я что ль какая!» – вздыхала Маша.

– Эй, девка, хватит фасониться, бери вино и отнеси барину в баню, пошевеливайся давай, – прервала Машины метания ключница.

– Ой, в баню, я стесняюсь.

– Стесняться будешь с Ванькой на сеновале, бегом, я сказала.

Маша потерянно вышла во двор, крепко прижимая к пышной груди три бутылки вина и чеканный кубок. Перед баней остановилась, хотела перекреститься, да руки-то заняты. «Защити меня, пресвятая Богородица!» – прошептала Маша и неловко просунулась в предбанник. В предбаннике никого не оказалось, только лежало бельё на лавках, да горели три свечи в медном подсвечнике.

– Барин, я вино принесла, – чуть не шёпотом позвала Маша.

Поняв, что её не услышали, позвала громче.

Дверь парной открылась, и перед дрожащей в коленках Машей предстал барин во всей своей красе.

– Здравствуй, красна девица. Вино принесла? Молодец. Ну, наливай же.

Маша осторожно, стараясь не звенеть бутылками и не стучать зубами, наполнила кубок, протянула его барину, и боясь смотреть ему в глаза, скромно опустила взор. «Лучше бы я смотрела в потолок» – опомнилась запоздало.

Барин шумно вытянул кубок и снова скрылся в парной. Маша метнулась на улицу. Ноги её подкашивались, сердце готово было выскочить из груди. «Вот страху-то натерпелась, не приведи Господь! А барин-то, оказывается, совсем не старый, и очень даже ничего мужчина» – подумала она, начиная улыбаться чему-то своему, девичьему.

За поздним ужином, уже вполне освоившись, Маша прислуживала барину за столом, наливала вино, убирала тарелки. Барин, закутанный в тёплый халат, был молчалив и думал о чём-то таком, где Маше, она чувствовала это, совсем не было места. И Маша неожиданно поняла, что влюбилась…

Тянулись ровные осенние дни. Барин что-то бесконечно писал, вся комната была завалена листками с ровными, иногда перечёркнутыми, строчками, изредка на листках попадались лёгкие рисунки, иногда это были прелестные женские головки. Маша, не разумевшая грамоты, в отсутствие барина брала эти листки в руки, водила по строчкам пальцем, удивлялась. Рассматривая рисунки, обречённо вздыхала. Про жениха своего, Ивана, Маша совсем забыла.

А тем временем в Машином родительском доме шли тяжёлые разговоры жениха Ивана с её отцом.

– Может сжечь его к чертям собачьим? – спрашивал Иван.

– Зачем?

– Как это зачем, Фёдор Кузьмич? Барин же. Ночью тёмной петуха запустим, кто на нас подумает?

– Экий ты шустрый. Да и другого барина пришлют. Не время жечь. Помнишь Пугача? Сжигали. А чем закончилось? Вот то-то и оно.

– Пойду тогда морду барину бить.

– Никуда, Ванька, ты не пойдёшь, аль в рекруты захотел?

– А что, пусть он над Машкой изгаляется? Не могу я так жить. Машка моя невеста!

– Что значит твоя невеста? Здесь всё – его. Крепостные мы, захочет барин – продаст нас, захочет – запорет на конюшне. Сиди и не дёргайся. И мне решать, чья она невеста, кстати.

Иван уходил, на следующий день приходил снова.

– Не буду я Машку замуж брать, порченая она, – говорил хмуро.

– Да почему ж ты решил, что порченая она? Работает девка, денежку копит, манерам учится, уедет барин, первой барыней на селе станет!

– Всё-то у тебя, Фёдор Кузьмич, на денежки меряется. Не в них счастье. Люблю я Марью. А что порченая – так то люди говорят.

– Ванька, слушай, приданое за Машей дам немалое, так что плюнь на людей.

– Люди надо мной смеются!

– Люди завидуют…

А многие действительно завидовали, оттого и насмешки над Иваном становились с каждым днём всё злее. «Что ж, Марья даже к отцу глаз не кажет? Боится! Знаем мы, как харчи барские отрабатываются!» – кричал Ване из-за забора сосед балабол. Иван кидал в балабола поленом. Шёл Иван в кузницу помогать отцу, молодки смеялись: «Ох, посмотрите люди добрые, Ванюшка-то наш прямо как барин вышагивает!» Крепко злился Иван.