Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Собаку можно научить переворачиваться по команде «Перевернись!». Человека можно научить останавливаться по команде «Halt!». Тот факт, что собаку можно научить переворачиваться по команде на китайском языке или что ее можно научить «приносить» по команде «Перевернись!» (то же, разумеется, верно и для человека), показывает, что нет никакого необходимой и неизменной связи между определенной комбинацией звуков и особой реакцией на нее. Собаку или человека можно научить отвечать определенным образом на любую произвольно избранную комбинацию звуков, например, на группу бессмысленных слогов, случайно соединенных друг с другом. С другой стороны, какой-то один из великого множества и разнообразия ответов может стать тем, который вызывается данным стимулом. Итак, что касается происхождения связи между голосовым стимулом и реакцией, природа этой связи, т. е. значение стимула, не определяется теми свойствами, которые внутренне присущи стимулу.

Однако как только между голосовым стимулом и реакцией установлена связь, значение стимула становится тождественным звукам; т. е. дело обстоит так, как если бы значение было присуще самим звукам. Так, «стоять» («halt») имеет не то же значение, что «hilt» или «malt», и эти стимулы отличаемы друг от друга с помощью механизма слуха. Собаку можно поставить в такие условия, при которых она будет определенным образом отвечать на звук данной длины волны. Достаточно изменить высоту звука, и реакция перестанет повторяться. Значение стимула отождествилось с его физической формой; его значимость оценивается с помощью ощущений.

Итак, в знаковом поведении мы видим, что при установлении связи между стимулом и реакцией свойства, присущие стимулу, не определяют характера реакции. Однако после того как связь установлена, значение стимула таково, как если бы оно было свойственно его физической форме. Безразлично, какую фонетическую комбинацию мы избираем для того, чтобы вызывать в ответ прекращение самопередвижения. Мы можем научить собаку, лошадь или человека останавливаться по любой голосовой команде, какую мы пожелаем выбрать или изобрести. Но как только между звуком и реакцией установилась связь, значение стимула отождествляется с его физической формой и, следовательно, становится доступным для восприятия с помощью чувств.

До сих пор мы не обнаружили никакого различия между собакой и человеком; кажется, что они в точности подобны друг другу. Так и есть до того момента, к которому мы теперь подошли. Однако история еще не окончена. Нельзя обнаружить никакого различия между собакой и человеком до тех пор, пока дело касается обучения тому, как соответствующим образом отвечать на голосовой стимул. Но мы не должны позволить впечатляющему сходству скрыть от нас одно важное различие. Ведь дельфин все-таки не рыба.

Человек отличается от собаки – и от всех прочих живых существ – тем, что он может играть и действительно играет активную роль в определении того, какую значимость должен иметь голосовой стимул, а собака не может. Собака не играет и не может играть активной роли в определении значимости голосового стимула. Должна ли она в ответ на данный стимул переворачиваться или приносить то, за чем ее послали; является ли стимулом для переворачивания та или другая комбинация звуков – все это вопросы, в которых собаке нечего «сказать». Она играет чисто пассивную роль и не может делать ничего другого. Она научается значению голосовой команды точно так же, как ее слюнные железы могут научиться реагировать на звук колокольчика. Но человек играет активную роль и становится, таким образом, творцом: пусть х будет равняться трем фунтам угля – и вот он действительно равен трем фунтам угля; пусть снятие шляпы в доме хозяина указывает на уважение – и становится так. Эта творческая способность, способность свободно, активно и произвольно придавать значимость вещам – одна из наиболее общепризнанных и вместе с тем одна из наиболее важных характеристик человека. Дети свободно пользуются ею в своих играх: «Притворимся, что эта кочка – волк».