Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Различие между поведением человека и прочих животных состоит, следовательно, в том, что низшие животные могут получать новые смыслы, могут обретать новые значения, но не могут их творить и придавать. Это может делать только человек. Используя приблизительную аналогию, можно уподобить низших животных человеку, имеющему только приемное устройство для получения радиограмм: он может получать сообщения, но не может их посылать. Человек может делать и то, и другое. И это различие относится к самой природе, а не к степени: живое существо либо может «произвольно навязывать значение», либо может творить и придавать смыслы, либо нет. Нет никаких промежуточных ступеней. Это различие может показаться незначительным, но, как сказал однажды Уильяму Джемсу плотник, обсуждавший с ним различия между людьми, «это очень важно». Все человеческое существование зависит от этого и только от этого.

Нетрудно понять, почему возникает путаница в связи с тем, что представляют собой природа слов и их значения для человека и низших животных. Она возникает прежде всего из-за неспособности различить два совершенно разных контекста, в которых слово функционирует. Утверждения «значение слова не может быть воспринято с помощью органов чувств» и «значение слова может быть воспринято с помощью органов чувств», хотя и противоречат друг другу, тем не менее одинаково истинны. В символическом контексте значение не может быть воспринято органами чувств; в знаковом контексте – может. Это сбивает с толку. Однако ситуация усугубляется еще и тем, что слова «символ» и «знак» применяются здесь для того, чтобы обозначить не разные контексты, а одну и ту же вещь – слово. Итак, слово – это одновременно символ и знак, две разные вещи. Подобно этому, можно сказать, что ваза – это и doli, и капа, две разные вещи, потому что она может рассматриваться в двух контекстах – эстетическом и коммерческом.

IV

То, что человек в отношении своих психических способностей уникален среди животных видов; то, что фундаментальное различие в природе – а не в степени – отделяет человека от всех прочих животных, есть факт, который на протяжении долгого времени признавался, хотя Дарвин и утверждал противоположное. Давным-давно Декарт в своем «Рассуждении о методе» указал, что «нет людей столь тупых и глупых, которые были бы неспособны связать несколько слов… с другой стороны, нет ни одного животного, каким бы совершенным оно ни было, которое могло бы сделать нечто подобное». Джон Локк также ясно видел, что «в них [т. е. в животных] вовсе нет способности к абстрагированию, и именно обладание общими представлениями и является тем, что четко разграничивает человека и животных. Именно эта способность и является тем превосходным качеством, которое животные никоим образом не могут приобрести… они не умеют пользоваться словами или какими-либо другими общими знаками»⁷. Великий английский антрополог Э.Б. Тайлор обратил внимание на «ту интеллектуальную пропасть, которая отделяет самого низкоразвитого дикаря от самой высокоразвитой обезьяны… Маленький ребенок может понять то, относительно чего нельзя с достоверностью утверждать, что оно когда-либо проникало в ум самой смышленой собаки, слона или обезьяны»⁸. И, разумеется, многие ныне осознают эту «интеллектуальную пропасть» между человеком и прочими видами.

Итак, на протяжении более чем столетия мы имели две традиции в сравнительной психологии, существовавшие бок о бок. Одна провозгласила, что по своим психическим способностям человек не отличается от животного ничем, кроме степени. Сторонники другой традиции ясно осознавали, что человек уникален по меньшей мере в одном отношении, – в том, что он обладает такой способностью, которой не имеет ни одно другое животное. Трудность адекватного определения этого различия оставляла вопрос открытым до сегодняшнего дня. Различение знакового поведения и символического поведения, подобное выдвигаемому здесь, может, мы надеемся, внести вклад в разрешение этой проблемы раз и навсегда.

V