Антропный принцип

Рябина с лицом безразличным
Стоит, как святой Себастьян.
Такого покоя достичь нам
Мешает душевный изъян.

Все так же мы пыхаем резво,

До самых краев налиты,
Все так же вскипаем, как джезва,
В законных пределах плиты.

И если по жилам кофейным

Потянет иная струя,
И если запахнет портвейном,
То знайте, что это не я.

Не я, не другой и не третий

Недельной щетиной оброс.
Рябина не спросит – ответь ей
Ничем на ее невопрос.

Послушай, какого же ляда

Я так не умею пока —
Погасшая дырка от вгляда
И узкая зелень белка?

«Ночь, как разбитое стекло…»

Ночь, как разбитое стекло,
Прозрачна и остра по слому.
Я не умею жить светло,
По-доброму. Давай по-злому.

Кому не пожелаешь благ?

А шепот внутренний невнятен,
И в стенку влипнувший кулак
Почти не оставляет вмятин.

О, как я стану нарочит,

Зело любезен и приятен.
Пускай рукав кровоточит,
А кровь не оставляет пятен.

Пусть будет диалог остер.

Сымпровизируем на рыбу
Втроем – актриса, и актер,
И кровь, бегущая по сгибу.

Какая чистая стена!

Все выльется в игру и дрему.
Нет слов. И пауза длинна,
Прозрачна и остра по слому.

«Я дождался августовских звезд…»

Я дождался августовских звезд
И не ощутил знакомой дрожи.
Но, должно быть, в вынужденный пост
Хлебово чем жиже, тем дороже.

Что ж, перешибай меня соплей

И глуши меня, как рыбу, толом,
Только между небом и землей,
А не между потолком и полом.

Я дождался дорогих гостей,

И не подвели. И не подвяли
Эти, как их, шляпки от гвоздей,
Соль вселенной, лампочки в подвале.

«Нахохлившись, что твой орангутан…»

Нахохлившись, что твой орангутан,
Смотрю, как торт щетинится свечами,
И вижу недуховными очами
Цветущий, точно молодость, каштан.

Не мне его стереть или стеречь

На городском поганом перегное,
А что до лет, из них очередное
Дохнет на свечи – и не станет свеч.

Иду к каштану, будто к рубежу,

А он себе томится, прозревая.
Я тоже застываю, прозревая:
Наверно, я ему принадлежу.

Когда листва пронизывает стих,

Поэзию не принимая на дух,
Я вижу в этих взрывах и каскадах
Кого люблю – товарищей моих.

Мои друзья теряют во плоти,

Как, в общем, все, что тянется и длится.
Их милые измученные лица
Становятся бесплотными почти.

Зато душа, как дерево, поет,

И, напрягая связки книг и файлов,
Мы входим в вечность. Тесно. Свидригайлов
Нам веники с улыбкой раздает.

«Не богом, но хирургом Баллюзеком…»