Антропный принцип

Слушайте музыку. Будьте на уровне
Битой посуды и траченых польт.
Может, споет бессловесная дура вне
Здравого смысла и жизненных польз.

Или навеет про участь двуспальную

Метафизический ветер в башке,
Про подоконник обшарпанный с пальмою,
Дико растущей в домашнем горшке?

Может, и я еще вырасту, выживу

Из пиджака и не влезу в штаны,
Прошкандыбаю по гизлому жижеву,
Как говорила подруга жены.

Или язык, оттого что глаголю им,

Свяжет распавшееся на куски?
Благо, не бездна у ног, а линолеум,
Вяло сползающий с ветхой доски.

«Какой-то пригород, обочина…»

Какой-то пригород, обочина,
Квадрат пространства, гаражи;
Вот, Муза, ты всему обучена,
Так действуй, выход подскажи,

Чтоб был поэкзистенциальнее,

Просчитывался с трудом;
Семерка пик, дорога дальняя,
Бубновый туз, казенный дом.

Не хочешь? Ладно, не подсказывай.

Аптеки нет, но бензобак
И на углу конторы газовой
Случайный выводок собак.

Куда маршрутка нас ни вывези,

В какую даль ни завези,
Везде собаки не на привязи,
Ни с чем серьезным не в связи.

Всего, на что ни глянешь, – поровну —

Деревьев, снега, гаражей, —
И все разрознено и порвано,
И ветер резче и свежей.

Сейчас задует, разбодается;

Прощайте, меры и веса, —
И все на свете распадается
На обороте колеса.

«Наконец-то настала свобода…»

Наконец-то настала свобода,
Равновесье желаний и сил:
Я деревьям прочел Гесиода —
Мне скворец уголок уступил.

Я не стал монументом, итогом,

Не свихнулся, не сел на иглу,
И за то за воздушным порогом
Проживаю у птицы в углу.

До такого отказа распахнут

Угловой полуптичий уют,
Что скворцы расцветают и пахнут,
И деревья под ветром поют.

И неважно, какие там грузы

Опускаются на рамена,
Потому что прекрасные узы
Существуют на все времена.

И осенние листья, которым

Вышли сроки, и все нипочем,
Поднимают шуршание хором,
Опадая под первым лучом.

«О, как себя мы мучим и неволим!..»

О, как себя мы мучим и неволим!
Я, где бы ни присел и ни прилег,
Держу под неслабеющим контролем
Часы, ключи, очки и кошелек.

Я скован ограниченным набором

Возможностей утратить. Я прожду
Всю жизнь, изнемогая под напором,
Таинственную чувствуя вражду.

О, я не смог бы пережить утрату

И этой грани не пересеку.
Я только жалкий сторож. Но не брату —
Часам, ключам, очкам и кошельку.

Сам по себе не ценный и не важный,

Случайный сдвиг в фигуре речевой,
Я только металлический, бумажный,
Очковый, часовой и ключевой,

Всечасно погребаемый под догмой,

Везде подстерегаемый врагом…
О, как меня изматывает долг мой,
Когда живешь и дышишь о другом!

«Все жестче и безоговорочней…»