И для утверждения своей позиции Павел обращается к одной из наиболее почитаемых евреями фигур Писания – Аврааму. Тем более, что для него эта фигура была уже привычной, использованная ранее им и близкая его ментальности. Он не считает необходимым приводить многоречивое, подготавливающее слушателей, предисловие, но вводит сразу цитату в своём изложении, желая как бы ошеломить и лишить повода для возражения со стороны слушателей (напомним, преимущественно иудеев. –
Мысль Павла в данном случае выражена предельно чётко: для вхождения в «блаженство» первична вера. а обрезание лишь свидетельство свершённого, причём не непременное условие получение этого «блаженства». Необходимость этого обрезания Павел опускает, понимая опасность такого рода полемики. Как собственно, и категоричность отрицания обрезания. Ведь, в конце концов, обрезание не мешало иудохристианам быть христианами. Да и собственное обрезание не вменялось Павлу в качестве порочащего. В том числе, им самим. Очевидная причина непримиримости Павла связана с контингентом неофитов, с которым работал Павел, состоящий из язычников, культурный код которых ни в коей мере не соприкасался с обрезанием. И требовать от них принудительного обрезания, как это считали иудеи, значило на корню подорвать возможность расширения миссионерской практики среди них. Собственно по поводу обрезания иудохристиан Павел не протестовал, что де-факто и было зафиксировано на Иерусалимском соборе: в разделении сферы действия Павла – у язычников и Петра – среди иудеев. Успешность позиции Павла, как показало время, подтвердилась. Вопреки, заметим, в какой-то мере, его надеждам.
Но для этого требовалось время, а Павлу необходимо было легитимировать свою деятельность здесь и сейчас. И он, как любой, сколько-нибудь опытный проповедник, предпочитает декларативные утверждения, рассчитанные на эмоциональный захват слушателей: «Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, но праведностью веры» (4:13), совершая в одной фразе переход от частностей обрезания к более значимым последствиям подрыва значимости Закона для действенности обетования и Аврааму и, главное, – «семени его» в перспективе наследования всего мира. За это, конечно, стоило побороться.
И он не устаёт повторять это многократно, как бы вбивая их в головы слушателей: «Итак по вере, чтобы было по милости, чтобы обетование было непреложно для всех, не только по закону, но и по вере потомков Авраама, который есть отец всем нам (как написано: И поставил отцом многих народов.) пред Богом, Которому он поверил, животворящим и называющим несуществующее, как существующее». И еще раз подчеркнем: только по милости Божией и не иначе.